Четырех царей слуга

За солдатскими полками, чуть поодаль, следовал всадник в чёрных латах, высоко держа правой рукой обнажённый меч остриём книзу. Мрачный вид его «дополнялся» конём чёрной масти и высоким плюмажем на шлеме такого же цвета.

Семь армейских офицеров, рослых и молодцеватых, в угрюмом молчании несли на чёрных бархатных подушках с серебряными галунами белый шарф, золотые шпоры, белые перчатки, шпагу, начищенные до блеска шлем, панцирь, щит и жезл покойного.

Сразу же за ними двадцать восемь полковников попеременно несли на плечах тяжёлый на вид гроб. Он был обит «рыхлым» красным бархатом и покрыт чёрной шёлковой тканью.

Далее шли «изукрашенные мишурою» послы и посланники иностранных государств — Датского королевства, цесарцы из Вены, курфюрста Саксонского, Англии, голландских Генеральных штатов, земель германских... В отличие от русских, иноземцы о чём-то перешёптывались, прикрывая рот кружевными платками. В тот же день дипломаты отправят в свои столицы засургученные подробнейшие послания о всём в тот день увиденном и услышанном.

Вслед за иноземцами почти в полном составе пылила по улицам царская Боярская дума. Все двадцать четыре русских боярина шествовали в длиннополых «богатых» кафтанах, в высоких бобровых шапках. Густо толпившийся по обочинам московский городской люд узнавал многих из них — всесильного князя Фёдора Юрьевича Ромодановского, Бориса Петровича Шереметева, Тихона Никитича Стрешнева, Бориса Алексеевича Голицына, Константина Осиповича Щербатого...

Больше всего москвичей в именитых боярах поражало то, что они впервые видели их идущими пешком не по дворцовому Кремлю и не с крестным ходом по Красной площади, а по улицам города, по которым обычно они катили в каретах, запряжённых цугом, впереди скакала боярская челядь, кнутами расчищая дорогу господину от зазевавшихся было прохожих.

Вслед за именитыми боярами следовали «все» российские генералы петровской армии. Они держали траурный строй строго по старшинству, соблюдая по такому печальному случаю полное молчание.

Царь Пётр I Алексеевич, в тёмном платье, со скорбным выражением лица, угрюмо шагал впереди траурной процессии с первою ротой любимого им потешного Преображенского полка. Самодержец «всея Руси» старался смотреть только впереди себя и думал о чём-то своём, державном. Звучали военные трубы, медленно били барабаны.

По пути следования траурной процессии тысячи горожан, иноземцы, без понукания и повеления на сей счёт, обнажали головы. Многие, особенно женщины, крестились. Но поклоны клали только царю-батюшке, привычно пугаясь одного его вида.

Стольный русский град Москва «золотоглавая» провожала в последний путь государева любимца, заслуженного в царстве человека, генерала Петра Ивановича — Патрика Гордона, служилого «немца» из шотландцев. Служившего в России и для России...

Ландскнехт-наёмник из древнего рода горной Шотландии

Патрик Леопольд Гордон родился 21 марта 1635 года около трёх часов пополудни на пасхальный вторник в епископате (приходе) Круден (Крохден) графства или по тому времени шерифства Эберденшир (Эбердин или Абердин) в Северной Шотландии. Он был сыном Джона Гордона и Мэри Огильви, наследников и владельцев небольшого родового поместья в Охлухрисе. Семья относилась к числу мелкопоместного дворянства.

Семейные торжества по случаю появления на свет Гордона-младшего отличались скромностью и сдержанностью немногих собравшихся. В тот день за столом в старинном родовом каменном доме Гордонов, напоминавшем одноэтажный замок, собрались соседи, такие же дворяне из небогатых, но старинных фамилий.

Хозяин дома, Джон Гордон, довольный появлением на свет ещё одного сына, подняв глиняную кружку с крепким элем, произнёс приветственный тост перед гостями:

   — Мэри вновь подарила мне сына. Мы назвали его Патриком. Малыш крепок и здоров. Будет он добрым шотландцем и католиком, верным слугой Римской церкви.

Собравшиеся за столом соседи-дворяне, в таких же, как и хозяин, клетчатых юбках и шерстяных шапочках с пером, дружно подняли свои кружки и воскликнули:

   — Пусть будет на славу Шотландии!..

Гордоны принадлежали к младшей ветви одного из могущественнейших кланов Шотландии, убеждённых католиков. Впоследствии представители этого рода за особую верность королевской власти династии Стюартов удостоились герцогского титула. Однако не все Гордоны стали герцогами, а только те, которые при всех невзгодах «удержались» на земле Шотландии. Но это будет спустя много лет после появления на свет Патрика, которому не суждено было стать наследником Охлухриса.

Гордон-старший воспитывал сыновей в суровости, присущей шотландским горцам. В его, и не только его, понимании они должны были стать дворянами, гордыми за свой род, неприхотливыми в обыденной жизни, до конца верными Богу и умелыми воинами. Патрик в детстве не раз спрашивал отца:

   — Отец, скажи, где я буду воином? С кем я, Гордон, должен сражаться? Кому служить?..

Джон Гордон под молчаливым взглядом Мэри Огильви отвечал всегда так: