Четыре встречи (СИ)

– Не страшно? – кивнул Толян в сторону, куда исчезла Марина. 

– Чего? 

– Девчонка совсем…. 

– Так и мы пацанами когда-то были. 

– Я не про возраст. Такую обидеть… Ты глаза ее видел? 

– А с чего ты взял, что я обидеть ее собираюсь? – надулся Алексей: кто кому про эти глаза рассказывать будет? С них-то, темных да раскосых, все и началось. 

– С того что забаловали тебя бабы, – негласная роль старшего позволяла Толяну с легкостью игнорировать возмущение друга. – И обидишь – не заметишь. 

– А тебя не забаловали? – с лукавинкой ответил Алексей. 

И друзья обменялись понимающими деланными улыбками. 

 

Да уж погусарили ребятки будь здоров! Толян, сероглазый, златокудрый, с цепким, изобретательным умом, не склонный к снисхождению и оправданию человеческих (и женских) слабостей, очаровывал дерзостью и напором. Алексей, слишком эстет, чтобы быть дерзким, брал романтически-мягким обаянием и негромкими речами. Случалось друзьям и поиграться с женскими сердцами: чьи чары сильней и действенней окажутся. Зачем им это – сами не знали. Так… игра. Для женщин – недобрая, а для них – игра. Друзья метнули взгляды в сторону Марины. 

 

– Что было, быльем поросло, – голос Алексея звучал глухо, серьезно, почти угрожающе. – А Маришу… – он показал Толяну кулак. 

 

Но Толян, словно не заметив, смотрел в сторону Марины. Ее тонкий силуэт, вырисованный опалово-лунными бликами, мелькал далеко впереди, на самом берегу озера. 

– Что она там? Блинчики пускает? 

– Ты меня понял? 

– Ну, точно, блинчики! – тряхнул Толян головой. – Да понял, понял! – отвел он Лехину руку. – Покажем класс! – и друзья наперегонки рванули к озеру. 

 

Как в далеком забытом детстве, они заполошно бегали по берегу, выискивая подходящие камешки, закидывали «кто дальше», отчего выдержанная графичность и величественность лунного круга возмущалась, шла жемчужно-серебристой рябью, и рассыпаясь оскольчатыми бликами заполоняла всю поверхность озера, спеша выскочить на берег, но тут же уходила в песок, щекоча друзьям ноги и нервы, чем только раззадоривали их мальчишеский пыл. 

– Хорошие вы, ребята, – прозвучало вдруг среди хохота и плеска. 

Друзья обернулись. Марина, еле заметная, стояла в тени, словно уступив пространство разыгравшейся ребятне, и защищаясь от налетевшего прохладного ветерка, легонько растирала себе руки: 

– Это мы хорошие? – вдруг жестко вскинулся Толян. 

– Мы, мы… – спешно оборвал его Алексей, и подойдя к Марине, заметив, что ее знобит, заспешил: 

– Домой, домой, домой… А то простудишься и весь отпуск проболеешь… Толян, ты с нами? 

– Куда ж я денусь? – глухо процедил тот и до самого дома держался позади Марины с Алым. 

 

Всю дорогу она мелко вздрагивала, растирала ладони и разминала запястья, – совсем замерзла. Алый и дышал на нее, и обнимал, и едва оказавшись дома, сразу загнал отогреваться в постель, поставил чайник, вытащил банку меду, даже теплое зимнее одеяло для нее достал. И скоро она – чисто барышней – лежала на диване, укрытая, закутанная, напоенная медом… 

 

*** 

 

… И все-таки она простудилась, к счастью, не сильно. Зато оба могли сосредоточиться: он – на заказе, Марина – на пособии для корректоров. И если у него с работой получалось легко, голова мыслила ясно, и все работало без сбоев, то Марине приходилось труднее. Как всякая женщина, Марина с особым трепетом относилась к профессионалам. И хотя физику не воспринимала, профессионала угадывала по неспешности, четкости и основательности действий, по жизни мельчайших складочек на лбу и вокруг глаз. Заметив ее немой восторг, Алексей не сразу, но оторвался от работы: 

– Сачкуешь? 

– Отдыхаю… 

– Погоди-ка… Сейчас… – он что-то поискал в столе, на полках, наконец, взял какой-то диск, вставил в плеер, нажал кнопку, и сам подсел к Марине. – Сядь-ка сюда, – указал он место рядом с собой. – Здесь звук правильный.