Четыре угла коварства

Нашего Пашку! Мама Терехова постепенно приучала Тамару к мысли, что у нее все права на ее сына и не надо артачиться. Но та завела ту же песню:

– Милая Зоя Артемовна, вы хотите заставить Павлика всю жизнь мучиться со мной из чувства долга?

Ух как Зоя Артемовна разозлилась, однако удержала свой язык от резких слов, хотя подобных в ее монологе оказалось много, но она смягчила их уравновешенной интонацией:

– Какое чувство долга? Что ты заладила? Нет, это какая-то болезнь у обоих, то ли патологическая деликатность, то ли глупость родилась раньше вас. Ты правда слепая? Или дело совсем в другом, а слова про чувство долга, мучения – это вуаль? Скажи лучше, что не любишь Павлика, я не обижусь и пойму, сердцу-то не прикажешь. В противном случае ты не таила бы так долго обиду только за то, что он решил всего лишь подумать. Да Пашка и сам считает, что недостоин тебя.

– Недостоин? Почему?

– Пойду к детям, их скоро кормить.

Это тоже ответ, мол, догадайся сама – почему. Тамара опустилась на стул и задумалась. О чем? Обо всем, а также о том, что обидела Зою Артемовну, без нее было бы очень трудно с двумя крохами.

Она открыла глаза и увидела потолок, но…

…это не ее потолок. Настя провела глазами по стенам – это не ее стены! Какие-то шкафы вдоль противоположной стены, стулья – обстановка не домашняя. Ужас какой-то, галлюцинации, что ли? Она села, оказывается, спала на чужом диване, на ней вещи, в которых ходила… Да! Сейчас утро, а вчера вечером она ходила на свидание. Что же произошло? Поставила руку на диван и повернулась, чтобы встать, но вдруг улыбнулась, в углу у окна в кресле спал Феликс, вытянув скрещенные ноги. Ну, раз он с ней, то все хорошо.

– Феликс! – позвала его Настя. – Феликс!

– А? – вскинулся он, увидев ее, что она сидит, пересел к ней на диван. – Ты как? Нормально?

– Конечно, нормально. Где это мы?

– В больнице.

– В больни… А почему?

– Ты потеряла сознание, я подумал вчера, что козел… Тройник… тебя отравил, вызвал скорую, чтобы в больнице проверили на наличие яда. Как выяснилось, он подсыпал тебе снотворное, дозу для лошадей.

– Я не заметила.

– Но я из-за дозы не хотел тебя везти домой, вдруг тебе плохо станет. А тут знакомый доктор, я когда-то спасал его дочку, он предоставил эту комнату.

– Ой! – схватилась Настя за грудь. – А Вовка с кем?

– С Алиной и Веником. Успокойся. Поехали домой? Я вызову такси.

Вещи были здесь же, Настя надела сапоги, куртку взяла в руки – ведь в больницах не принято ходить в верхней одежде. Феликс запер комнату и отнес ключ старшей медсестре, затем он и Настя спустились по лестнице вниз. Пока ждали такси, естественно, ее интересовал вчерашний вечер:

– Получилось у Павла Игоревича захватить Дамира?

– Получилось, не переживай.

Он странно это сказал, буркнул, словно ему неловко, при этом в сторону стал смотреть. Настя почувствовала, что-то не то с ним, ладошкой повернула его лицо к себе и потребовала:

– Эй, ну-ка, смотри на меня… Признавайся, Феликс, что случилось? Что за ворчание-бурчание?

– Я Пашке в морду дал.

– Что?! – обалдела она. – Ты? Павлу Игоревичу?! С ума сошел?

– Я думал, тебя отравили. Сорвался.

– Да как ты мог? – тихо упрекнула его Настя. – Павел Игоревич за тебя бьется, и Веник говорил, и Женька, и Алина, он сам не свой, а ты… Ведь это я согласилась, ко мне все претензии.

Феликсу ничего не оставалось, кроме как обнять ее и прижать, чтобы не вырвалась, и покаяться:

– Я сожалею. Но вчерашний вечер не вернешь.

– Сильно ударил?

– Да. Пашка упал.

– Просить прощения ты не будешь, никогда не просишь. Если у тебя не хватает смелости, я сама попрошу его простить тебя, мне он не откажет.

– Не надо. Все будет так, как должно быть. О, наше такси.

Павел ждал в допросной, когда приведут…

…задержанного, Женя готовился писать протокол. Его ввели, Тройник за ночь растерял свой имидж успешного и удачливого баловня судьбы, он был зол и в этом состоянии необаятелен. На его скуле красовалась такая же ссадина, как и у Павла, данный факт вызвал легкий смешок Жени. Уселся Тройник демонстративно свободно, ноги расставил широко, облокотился о спинку, эдакая вальяжная поза беспечного человека, который находится над обстоятельствами, а не под ними.

– Итак, Эдуард Парнов… – начал Павел допрос. – Может, у вас это тоже псевдоним? (Молчание.) В таком случае так и будем вас величать. Предупреждаю, мы ведем и аудиозапись помимо протокола.

– Я имею право на звонок. Дайте телефон.

– Успеется.

– Без адвоката я с вами разговаривать не буду.

– Еще как будете, – заверил Павел. – Не переживайте, мы предоставим вам адвоката. В следующий раз. А сейчас отвечайте: ваш род занятий?

– Вы следили за мной, значит, должны знать про меня все.

Эдуард избрал тон дерзкий, вызывающий, надменный, но такие зачастую быстрее ломаются, это подсказал отец в своих записках. Тройник понятия не имел, что припасено для него у следователя, а потому готовился дать бой, типа: а докажите, а у вас ничего на меня нет. Павел решил разочаровать его в самом начале: