Четыре угла коварства

Однако поздно сокрушаться, тем более взывать к здравому смыслу, Клим сделал свой выбор, она – свой. Рима отпила глоток из бокала, а он осушил свой залпом, налил еще. Подойдя к с письменному столу, она положила перед мужем пистолет. Клим Ефимович поднял удивленные глаза на жену, которая пила из бокала мелкими глотками и одновременно смотрела на него.

– Что это? – Хотя вопрос задан о другом: зачем это?

– Разве ты ослеп? Это твой пистолет. Надо с честью выйти из непростого положения.

– Нет! Нет-нет… – лихорадочно замахал он руками.

И Рима начала говорить, спокойно и жестко, без нервов и суеты:

– Мм! Любишь жизнь, я тебя понимаю. Но ее любят и твои сыновья, а то, чем ты занимался, ляжет вечным черным пятном на их дальнейшую жизнь. Им не будут доверять, их станут избегать. А это твои сыновья, твоя кровь, твое продолжение… И мое, безусловно. Наши сыновья – лучшее и самое дорогое, что у нас есть. Я не могу допустить, чтобы на них упала твоя тень, их репутация не должна пострадать. То, что ты делал… помешает их карьере, женитьбе. Ну кто, скажи, кто отдаст своих дочерей, зная, чем отличился отец? Будут кричать: гены! яблоко от яблони! О тебе узнают все, если ты не выберешь вот это, – указала она глазами на пистолет.

– Да как ты смеешь меня заставлять…

– Это лучший выход для тебя, поверь. – Рима будто не слышала и не видела его ужаса. – Ты не попадешь на первые страницы газет и в новостные ленты, тебя будут просто пролистывать. Интересны только живые, их реакция на аутодафе, их позор, а мертвые никому не интересны. Тебя похоронят с почестями, а наши мальчики останутся незапятнанными, потому что люди великодушны и смерти прощают все.

– Я уеду за бугор, у меня там бабки, жилой фонд…

– Очень хорошо, я поселю туда наших мальчиков, пусть поживут какое-то время вдали от всего этого. А ты никуда и не уедешь, тебя распознают камеры, есть такие программы, что и грим не спасет. Только смерть тебя выручит, так умри красиво и достойно. В конце концов, ты жил на всю катушку, заступил за предел, за то и плати. А наши сыновья и внуки за что должны платить?

Он побагровел, схватил пистолет, но не был похож на человека, который смиряется, нет. В его глазах сверкала ненависть, губы дрожали, он произнес:

– Ты гадина! Если уж уходить, то вместе с тобой!

И выстрелил в нее! А Рима осталась стоять. Он второй раз выстрелил… Рима стояла, как монумент на площади. И вдруг Клим Ефимович скорчился, ему стало трудно дышать, во рту пересохло…