…Мальчик лет 8–9 на вид, с широко раскрытыми от боли и ужаса глазами, судорожно вцепился руками во что-то — и слова полицейского: «Ах, ты не можешь при всех, сволочь…»
…Погрузка навалом трупов…
…Полубредовое состояние со слипающимися глазами — в толпе, подгоняемой конвоем…
…Третья полка в переполненном вагоне, тягостный липкий полусон; падение сверху на солдата конвоя — почти нечувствительное от усталости (как и публичная порка в зале ожидания вокзала — за это, и за что-то ещё)…
Наконец — эта комната…
«И всё случилось со мной?»— удивлённо спрашивал себя он, отказываясь верить своей памяти…
…Вдруг его сжатые в кулаках руки, казалось, поддерживаемые верёвками — бессильно упав в стороны, ударились о пол. Испуг прошиб ознобом всё тело… Он попытался вскочить на ноги (ещё ощущая их в том положении, как связали полицейские — им зачем-то понадобились наручники, которыми был прикован к унитазной трубе) — однако ноги, встретив твёрдую опору, не сдвинулись ни на миллиметр. Уже теряя соображение от охватившего его ужаса, он попытался перевернуться — и руки, пружинисто зудящие от притока крови, больно ударились о чью-то ногу. Тот, падая, ухватился за занавеску на окне…
…— А ты не слышал, как я подошёл развязать? Почему так перепугался? И в таком положении… Руки хоть не очень затекли? Чувствуешь их?
— А на ногах стоять можешь? Попробуй подняться!
«Товарищи по несчастью», — с облегчением понял он, приподнимаясь на вытянутых руках. Затёкшие кисти были почти нечувствительны. Его подхватили под мышки, помогая подняться. Ноги тоже почти не ощущали пола, пришлось сесть на подоконник…
— Ничего страшного, — ответил он. — Так бывает, если во сне случайно положишь руку под грудь…
— Значит, повезло, — ответил голос из темноты. — Изредка бывают полицейские, имеющие совесть. Я тут пролежал не больше часа, пока развязали, а руки прямо резало от притока крови. И ведь не впервые: бывало уже со мной…
…Он встал коленями на подоконник, взялся за ручку — и форточка открылась. Выглянув, он увидел с высоты слабо освещённый ртутными фонарями конец улицы, упирающейся в склон холма. Другая сторона была застроена обычными жилыми 10-этажками. В нескольких метрах справа — заканчивалось балконное ограждение…
— Мы в обыкновенном жилом доме, — сказал он, осторожно закрыв форточку. — Этаж, кажется, 9-й…
— Квартал ещё или уже нежилой… (Сказал… кто?) …Видите, ни одно окно не светится! Но зачем ты открывал форточку? А вдруг сигнализация?
— Сам не знаю… Но, раз уж так — надо выбираться отсюда! — он встал с подоконника. Затёкшие ноги уже уверенно чувствовали под собой пол.
— В самом деле! Что сидеть и ждать… Надо ломать дверь!..
…Он, найдя на ощупь коридор, вышел к входной двери и легонько надавил ладонью. К его удивлению, дверь скрипнула и стала приоткрываться.
— Ломать не надо, — объявил он совсем тихо. — Дверь не заперта…
Или… просто — открыв глаза, ни волны, ни гальки не увидел? Лишь — в тусклый квадрат окна слабо светили отблески фонарей в окнах соседних домов?..
(И мысль: «Не все пророчества сбываются»? Ведь этот сон — видел уже второй раз, но… Лишь во сне — теперь и бывала такая чистая морская вода рядом с городом…
— Будьте вы прокляты, — прошептал он, и на глаза навернулись слёзы. — Плохо вам жилось без автомобилей, без ракетного оружия?. Мало вам одной изгаженной планеты? Накормить бы самих до отвала вашим мазутом, ртутью, свинцом, вашими Едиными Идеями…
(Какими? Это и есть — та «вера»?)
Перекатился через кровать, рванул занавеску… Ветхие защёлки не выдержали, занавеска тяжело съехала на пол… На миг он замер в испуге, как бы не проснулся слабоумный в соседней комнате — но встал коленями на подоконник, выглянул в форточку. Слабо освещённый ртутными фонарями отрезок улицы — был пуст и тих до самой горы, в склон которой упирался. Но было в этой тишине — что-то, не как всегда…
Он соскочил с подоконника — и закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям…
Что будет — если, не выучив урок в карцерных условиях, заслужить ещё и розги… Надо иметь запас продуктов на всю весну… Экзамен он, «пропавший без вести», сдавать не пойдёт… Но экзамен — и прошёл позавчера, продуктов — ещё на двое суток; а вот когда кончатся… Или — что ещё?..
Вчерашнее шествие по случаю дня утверждения Единых Идей; сегодняшний отъезд школьников на «трудовые каникулы»… Или — та особо страшная ночь, когда что-то должно случиться…
И что потом? Бежал… куда, с кем? Или — просто спускался с остальными по лестнице? Нашли ещё кого-то, их… встречали, преследовали?..
(А: «По сравнению ещё кое с чем — и рвота покажется торжественной трапезой»? Кто сказал, по какому случаю?)
Всё — как-то… равновероятно! Шли, ехали, их оставили, они бежали…
И… Как их звать? Откуда знал их?
Тоже странно: будто знал, а теперь…
Двое… нет, трое — со светлой кожей (ну, относительно) и светло-коричневыми длинными волосами разных оттенков: двое постарше, один — чуть моложе (кого?)…
Ещё у троих… четверых… нет, пятерых — кожа темнее; один — в очках, волосы чёрные, вьющиеся… Одна девочка, остальные — мальчики…
Хотя… а сам?