Четвертый разворот

Раскланявшись с синьорой Гамбале и шлепнув пробегавшую мимо него девчонку, мужчина в берете вышел на улицу. Джино видел, как он сел в маленький «фиат», закурил сигарету и уехал. Теперь в лавке оставались только Абе Гамбале и две девчонки-продавщицы. А рядом с лавкой — ни одной живой души.

Пора!

Джино схватил рогатку, вложил в нее одну гайку, а другую зажал в зубах. Руки у Джино дрожали так, будто у него началась лихорадка. Да и внутри происходило что-то неладное. То вдруг разольется жар, то обдаст все холодом. «Зря я не позвал Мауро, — подумал он. — Вдвоем было бы не так страшно…»

Абе Гамбале подошла к двери, подняла руки, поправляя прическу. Даже отсюда видно, как она довольно улыбается. Наверное, не одну тысчонку заработала за день, чего ж ей, гадине, не улыбаться! Вот закроет лавку, придет домой, зажарит яичницу из четырех, а то и из пяти яиц, да не как-нибудь, а с ветчиной! А потом прикажет служанке: «Принеси десяток пирожных». И начнет, проклятая ведьма, объедаться…

Гайка со свистом рассекла воздух, толстое стекло витрины издало такой звук, словно его пробила пуля. Но не разлетелось, а только треснуло в нескольких местах. А там, где через него прошла гайка, зияло отверстие с кулак величиной.

Абе Гамбале вскрикнула и зачем-то закрыла голову руками. Небось подумала, что в нее кто-то стреляет. Но никуда не стала бежать. Будто оцепенела. И только через несколько секунд, когда от второй гайки, выпущенной Джино, витрина разлетелась вдребезги, Абе дико закричала на всю улицу.

Сунув рогатку за пазуху, Джино стремглав пересек коридор, метнулся к мусорному ящику и, приподняв крышку, прыгнул во что-то скользкое и липкое. Его обступила темнота, в нос ударило чем-то смрадным. Он прижался к стенке и закрыл глаза. Сердце у него колотилось так, что ему стало страшно — а вдруг оно не выдержит и разорвется? И он так и останется лежать в этом ящике до тех пор, пока его вместе с мусором не вывезут на свалку. А Коринна день и ночь будет искать его по всему городу и в отчаянии ломать руки, думая, что это она во всем виновата.

— Ну тише, ты, тише, — приказывал своему сердцу Джино. — Чего ты испугалось, дурное?!

Полицейский тупо смотрел на две гайки, лежащие у него на ладони, и, сморщив лоб, размышлял как бы про себя:

— Преступник не один. Их двое. Двое, я говорю. И скрылись они где-то поблизости. Далеко они не ушли, я говорю. Потому что в тот момент, когда синьора Гамбале закричала, я как раз вышел из-за угла, и виа Аджелли была у меня как на ладони. Кого я увидел? Вот этого молодого человека, синьору Чезиру, которая переходила улицу, и вот этого мальчика в форме балиллы[3]. Больше, я говорю, никого на виа Аджелли не было. Как тебя зовут, мальчик?

— Это Нигри, — сказала Гамбале, платком вытирая глаза. — Мой племянник.

— Хорошо. Ты будешь помогать мне, Нигри… Может быть, и вы поможете нам, молодой человек?

— Фачченда, — поклонился молодой человек, с виду мясник или убойщик скота. И еще раз поклонился Абе Гамбале: — Вы можете располагать мной, синьора Гамбале. Я к вашим услугам. Обещаю вам, что я этих негодяев достану из-под земли.

— Преступники действовали с той стороны. Там их и надо искать. Только там, я говорю.

…Сперва Джино услышал голос Нигри. Он хорошо знал племянника Абе Гамбале, маленького фашиста с глазами бешеной кошки. Нигри был старше Джино всего на два года, но за его плечами числилось столько драк, что с ним боялись связываться даже взрослые люди. При каждом удобном случае Нигри похвалялся: «Больше всего на свете люблю пускать кровь красным идиотам». А «красными» он считал всех, кто не был ни балиллой, ни авангардистом[4]. Ему ничего не стоило пырнуть ножом своего противника, ударить по голове железным прутом или из-за угла запустить камнем в ничего не подозревающего человека.

Выйдя из коридора во двор, Нигри крикнул:

— Здесь им негде укрыться. Но, на всякий случай, нужно заглянуть в две-три квартиры — в этом доме живет немало красной сволочи.

Джино затаил дыхание. Откуда он тут взялся, этот фашистский ублюдок? И к кому он обращается?

— А вон лестница, на крышу, — послышался еще один голос. — Не мешает проверить, может быть, они залезли туда.

— Вряд ли, — авторитетно сказал Нигри. — Они, небось, не такие болваны, чтобы рисковать. Они знают, что если их там найдут…

Нигри не договорил, но Джино понял, о чем он хотел сказать. И не сомневался, что, если бы его нашли на крыше, не задумались бы оттуда сбросить. От Нигри всего можно ожидать.

Потом Нигри сказал:

— А что это за ящик?..

И Джино услышал приближающиеся шаги. Ему надо было выскочить из ящика и попытаться убежать, а он лежал, будто неживой. Все в нем точно окаменело, и только сердце продолжало стучать громко и быстро. Тук-тук, тук-тук… Кажется, что рядом, очень близко от Джино, несутся по мостовой кони и стучат копытами. Тук-тук, тук-тук… Наступают на грудь Джино и несутся дальше А Джино так больно, что у него не хватает сил даже крикнуть.