Четвертый Кеннеди

Терезу происходящее скорее интриговало, нежели пугало. Ее поразила легкость, с которой угонщики нейтрализовали ее телохранителей: обвешали их взрывчаткой. Сие означало, что любая пуля могла привести к взрыву, который разнес бы самолет в клочья. Она заметила, что у троих женщин и троих мужчин лица перекошены от напряжения, словно у великих спортсменов в мгновения наивысшей концентрации. Мужчина-угонщик вытолкал одного из агентов из салона первого класса и погнал дальше по проходу в хвост самолета. Женщина-угонщица стояла чуть в стороне с пистолетом в руке. Когда другой агент не пожелал покидать соседнее с Терезой кресло, женщина навела пистолет на его голову. Прищурилась, всем своим видом показывая, что сейчас нажмет на спусковой крючок. Губы ее чуть разошлись, растянутые сократившимися лицевыми мышцами. Тереза оттолкнула охранника, заступила между ним и женщиной-угонщицей. Та чуть усмехнулась, пистолетом указала ей на кресло.

Тереза наблюдала, как Джабрил руководит операцией. Чем-то он напоминал режиссера, наблюдающего за игрой актеров. Приказов он не отдавал, ограничиваясь намеками, предложениями. Улыбкой, взглядом он дал ей понять, что надо сесть. Он словно показывал Терезе, что она интересует его больше других. Потом он прошел в кабину пилотов. Один из мужчин-угонщиков контролировал выход из первого салона. Две вооруженные пистолетами женщины сидели напротив Терезы. Стюардесса с микрофоном громкой связи в руке передавала пассажирам короткие распоряжения, полученные от другого мужчины-угонщика. Все угонщики казались очень уж маленькими, чтобы внушать такой ужас.

В кабине Джабрил разрешил пилоту сообщить по радио, что самолет захвачен революционной группой и берет курс на Шерхабен. Пусть американские власти думают, что им придется иметь дело с обычными арабскими террористами. Во время радиопереговоров Джабрил оставался в кабине пилотов.

Пока самолет находился в воздухе, им оставалось только ждать. Перед мысленным взором Джабрила возникла Палестина, его дом – зеленый оазис посреди желтой пустыни, отец и мать, подобные ангелам света, прекрасный Коран, лежавший на столе отца. Потом этот рай заволокло серым дымом взрывов. Пришли израильтяне и вышвырнули его в ад, жителей которого объединяла ненависть к евреям. Тем самым евреям, которых хвалил Коран.

Он помнил, что даже в университете некоторые из учителей, комментируя неудачно выполненную курсовую, говорили: «Арабская работа». Джабрил сам как-то произнес эту фразу, обращаясь к оружейнику, который дал ему винтовку, заклинившую на первом же выстреле. Что ж, зато ни у кого не повернется язык назвать «арабской работой» сегодняшний захват самолета.

Он всегда ненавидел евреев, нет, не евреев, израильтян. Ему запомнился один эпизод из детства. Ему было не больше пяти, когда израильские солдаты проводили «зачистку» в лагере палестинских беженцев, в котором находилась его школа. Они получили ложную информацию – «арабская работа», – что в поселении прячутся террористы. Все жители получили приказ с поднятыми руками выйти из домов на улицы. Включая детей, которые занимались в длинном, выкрашенном в желтый цвет вагончике, стоявшем в отдалении от жилых домов. Джабрил и другие мальчики и девочки его возраста сбились в кучку. Все подняли ручонки, многие плакали и кричали от страха. И Джабрил навсегда запомнил одного из молодых израильских солдат, наверное, из иммигрантов, белокурого, как нацист, который в ужасе смотрел на детей, пока по его щекам не покатились слезы. Израильтянин опустил автомат и приказал детям опустить руки. Не надо бояться, сказал он им, маленьким детям нечего бояться. Израильтянин отлично говорил на арабском, дети его поняли, но продолжали стоять с поднятыми руками. Плачущий солдат подошел к ним, начал каждому опускать руки. Джабрил не смог забыть этого солдата, а потом, повзрослев, дал себе слово не становиться таким, как он, не давать жалости взять верх над прочими чувствами.

И теперь, глядя в иллюминатор, он видел под собой пески Аравийского полуострова. Полет близился к завершению. Еще чуть-чуть – и они приземлятся в султанате Шерхабен.

По величине территории Шерхабен входил в число самых маленьких стран планеты, но обладал гигантскими запасами нефти, а потому сотни детей и внуков первого султана ездили исключительно на «Мерседесах» и обучались в лучших университетах Запада. Самому султану принадлежали громадные промышленные корпорации в Соединенных Штатах и Германии, и умер он одним из самых богатых людей на Земле. Лишь один из внуков, Мауроби, сумел выжить в кровавых заговорах, устроенных его сводными братьями, и теперь правил султанатом.

Султан Мауроби фанатично чтил заповеди ислама и не терпел иноверцев. Соответственно и жители султаната, теперь поголовно богачи, были не менее набожными мусульманами. Ни одна женщина не появлялась на улице без паранджи. Никто не ссужал деньги под проценты. А спиртное в султанате водилось только в посольствах иностранных государств.