Четвертый Кеннеди

А Ирен никогда не могла остановиться, говорила и говорила, приходя в экстаз от рассказа о самом простом. В отличие от Джетни она находила в своей достаточно ординарной жизни все необходимое для счастья.

Иной раз, когда она напрочь забывала о времени и с час анализировала свои эмоции, Дэвиду начинало казаться, что Ирен – звезда на небесах, которая становится больше и ярче, а он сам проваливается в бездонную черную дыру, проваливается все глубже и глубже, но она ничего не замечает.

Ему нравилось, что Ирен постоянно пребывала в веселом расположении духа. Она никогда не горевала, похоже, даже не знала, что отрицательные эмоции могут взять верх над положительными. Ее звезда продолжала расширяться, не теряя яркости. За это он ей был только благодарен. Он не хотел, чтобы она составила ему компанию в черной дыре.

Как-то вечером они прогуливались по пляжу неподалеку от Малибу. Дэвида не переставало удивлять, что по одну его руку – океанская гладь, а по другую – узкая полоска домов, переходящая в горы. Ему казалось странным, что они так близко подступали к океану. Ирен взяла с собой одеяла, подушку и ребенка.

Маленький мальчик, закутанный в пончо, давно заснул. Взрослые же сидели на одеяле и любовались красотой ночи. В этот короткий момент они любили друг друга. Смотрели на океан, иссиня-черный в лунном свете, на маленьких птичек, прыгающих по песку перед прибоем.

– Дэвид, – Ирен повернулась к нему, – ты никогда не рассказывал мне о себе. Я хочу тебя любить. Но ты не позволяешь мне узнать себя.

Дэвида тронули ее слова. Он рассмеялся, скорее нервно, чем весело.

– Прежде всего, я – десятимильный мормон.

– Я и не знала, что ты мормон, – удивилась Ирен.

– Если тебя воспитывают мормоном, ты с малых лет знаешь, что нельзя пить, курить и прелюбодействовать, – продолжил Дэвид. – Поэтому, если уж ты и совершаешь один из этих грехов, нужно прежде всего позаботиться о том, чтобы находиться в десяти милях от любого твоего знакомого. – И он рассказал ей о своем детстве. О том, как он ненавидел мормонскую церковь.

– Они учат, что ложь – это благо, если она помогает церкви. И эти лицемеры вдалбливают тебе в голову всю эту чушь об ангеле Мормони и какой-то золотой библии. А еще они носят ангельские штаны. Я должен признать, мои отец и мать не жаловали этот бред, но эти ангельские штаны у многих сушились на веревке. Более нелепой вещи мне видеть не доводилось.

– А что такое ангельские штаны? – Ирен держала его за руку, побуждая рассказывать, рассказывать и рассказывать.

– Эта такое нижнее белье, которое надевают, чтобы не получать удовольствия от трахания, – ответил Дэвид. – Они такие невежественные, не знают, что католики еще в шестнадцатом веке придумали что-то похожее. Рубашку, которая закрывала все тело, с одной-единственной дыркой. Так что трахаться вроде бы можно, а насчет ласк и наслаждения – ни-ни. Ребенком я видел ангельские штаны, сохнущие на веревках для белья. Про родителей я могу сказать, что они этим не пользовались, но мой отец был старейшиной, так что на веревки их обязательно вывешивали. – Дэвид рассмеялся. – Господи, что за религия!

– Вроде бы завораживает, но уж очень примитивно, – прокомментировала Ирен.

«А почему ты считаешь, что эти гребаные гуру стоят на более высокой степени развития, – подумал Дэвид. – Те самые, которые талдычат тебе, что коровы священны, что тебя ждет реинкарнация, что эта жизнь ничего не значит, что главное – карма». Ирен чувствовала, что Дэвида не покидало напряжение, и хотела, чтобы он выговорился до конца. Сунула руки под рубашку, услышала, как колотится сердце.

– Ты их ненавидел? – спросила она.

– К родителям я никогда не испытывал ненависти, – ответил он. – Я видел от них только добро.

– Я про мормонскую церковь.

– Я ненавидел церковь, насколько себя помню. Ненавидел даже маленьким мальчиком. Я ненавидел лица старейшин, ненавидел то, что моим отцу и матери приходилось лизать им задницы. Я ненавидел их лицемерие. Если ты не соглашался с решениями церкви, тебя могли даже убить. Эта религия основана на бизнесе, поэтому они все держатся вместе. Поэтому и мой отец разбогател. Но я могу сказать, что я ненавидел больше всего. У них был особый обряд помазания, главных старейшин тайком помазывали, чтобы они могли попасть в рай раньше остальных. Все равно, что кто-то влезает вперед в очередь в ресторан или на такси.

– Большинство религий в этом одинаковы, за исключением индийских. Там нужно лишь следить за кармой. – Ирен помолчала. – Вот почему я стараюсь очиститься от жажды денег, вот почему я не могу бороться с себе подобными за земные блага. Я должна держать душу чистой. Мы проводим специальные совещания, Санта-Моника стоит на грани кризиса. Если мы не проявим бдительности, крупные домовладельцы уничтожат все, за что мы боролись, и застроят город небоскребами. Они поднимут арендную плату и заставят и тебя, и меня съехать с квартиры.