– Воображаете себе пещеру, в которую можно было загнать целое тамошнее племя! Парень, как видите, целеустремленный и не слишком разборчивый в методах достижения цели. Так что дела наши пойдут веселее…
– У нас тут тоже не скучают, – не столько возразил, сколько вырвалось у поручика Соколовского, вынырнувшего из-за спины майора.
Поручик должен был успеть поправить романтическую прядь на лбу, поскольку капитан Шарле только что обещал, что будут дамы, и одну, по крайней мере, уже видели.
– Вы о Горчакове? – тут же откликнулся «маэстро», который оказался сущим Цезарем – он не только развлекал публику, набивал бриаровую тыкву трубки и делал внемлющую физиономию традиционно глуховатому саперу, но и прислушивался ко всем разговорам в салоне одновременно.
– Вот появление в Севастополе штаба Южной армии как раз и понуждает нашего императора к решительным мерам, – отнял месье Жан-Жюльен указательный палец от биржевой сводки и помахал им над румяной плешью.
– И мы! Мы также ждем от нового русского командующего неких решительных действий! – торопливо поддакнул су-лейтенант Бертен.
Илья уклончиво промычал что-то невнятное, что-то вроде: «Если бы у бабушки было достоинство дедушки…»
– Ah? – не совсем понял су-лейтенант.
– Достоинство… То есть борода.
Появление в измученном городе пышного, по-парадному организованного штаба Южной армии, да еще и с подкреплениями, поначалу вселило в севастопольцев известные надежды – впрочем, мало связываемые лично с Горчаковым, – просто думалось, что, наконец-то, правительство пошло на решительные действия. Да и хваленый генерал всем своим видом, в частности известным приказом от 8 марта, давал понять, что прибыл: «чтобы научить воевать». Однако недели не прошло, чтобы надменные физиономии нового штаба не вытянулись – Севастополь оказался совершенно не тем, что они ожидали. Трагические реалии осады не вмещались не то что в опыт – даже в представление вновь прибывших. То, что казалось со стороны преступным бездействием, при ближайшем рассмотрении оказалось нескончаемым трудом, отчаянной борьбой за жизнь на пороге смерти.
Никакой картинной лихости. Пригибаться научились уже на второй день, а не пригибаться – много позже. Сейчас же отчаявшееся, как не бывало и при Меншикове, командование впало в откровенный ступор.
Напрасно подлинный практический руководитель обороны, адмирал Нахимов, чуть ли не «Христа ради» просил начать действия наступательные, указывая на страшные и бессмысленные потери в буквальном смысле
Нахимов вообще не был любимчиком командования – и не только своего.
Вот и полковник морской пехоты де Сале жаловался:
– Инициативу давно взяли бы в руки мои парни. Да, да… – непримиримо помахал он пальцем перед носом артиллерии майора. – После октябрьского светопреставления, в смысле шторма, вход в Севастопольскую бухту был свободен – останки русских кораблей разметало, – пояснил он сонливому английскому маклеру, хоть тот и не спрашивал. – И прояви командование чуть большую расторопность… – плеснул граф из бокала в сторону невидимого штаба, за стену, обитую красным шелком, но большей частью, в общем-то, на биржевую сводку, в которой маклер головного интендантства делал отметки ногтем. – Мои парни уже высадились бы на Графской пристани! – торжественно резюмировал морской пехотинец, как будто высадка уже прошла. Впрочем, спохватился:
– Но умница Нахимов опередил нас, затопив на рейде новую партию кораблей и, говорят, даже легендарный «Двенадцать апостолов». Так что, увы… Имеем, что имеем.
– Или не имеем, – по-русски проворчал Илья, как будто даже сам себе.
Нахимов, любимец защитников Севастополя, ежедневно приносивший на бастионы полные карманы Георгиевских крестов, чтобы раздать их отличившимся за последние сутки, был последним из плеяды адмиралов, не по должности, но по сути возглавлявших оборону города.
5 октября 1854 года на Малаховом кургане погиб В. А. Корнилов. Погиб в самом начале героической эпопеи, при первой большой бомбардировке. Но тем не менее адмирал стал действительным организатором обороны, ибо, командуя гарнизоном всего в 7 тысяч человек, он показал пример умелой организации обороны и по праву считался основоположником позиционных методов ведения войны – непрерывные вылазки обороняющихся, ночные поиски, минная война, тесное огневое взаимодействие кораблей и крепостной артиллерии.
7 марта 1855 года погиб 45-летний В. И. Истомин, которому ядром оторвало голову, когда он выходил из своей землянки. С началом осады Севастополя Истомин был назначен командиром 4-й оборонительной дистанции Малахова кургана, а затем занимал должность начальника штаба при вице-адмирале В. А. Корнилове, ну а после смерти Корнилова буквально ни на один день не покидал своих позиций, жил на Камчатском редуте, в землянке… из которой и вышел, как на беду, в самый разгар бомбежки.