Четверть века в Большом. Жизнь. Творчество. Размышления

Таков состав нашего коллектива. Большую роль в его деятельности и направленности играют пианисты-концертмейстеры, которые занимаются с певцами. Это прежде всего Майя Водовозова, которая работала много лет на радио и телевидении, где аккомпанировала и Лемешеву, и Козловскому, и Соловьяненко, и Нарейко, и Мати Пальму. Но сейчас ее уже нет среди нас.

Великолепные пианистки Наталия Рассудова и Наталья Богелева были концертмейстерами консерватории, но эту работу они совмещали с занятиями в нашей студии. Прекрасный музыкант Константин Костырев, концертмейстер Большого, также вносил свой посильный вклад в развитие нашего коллектива. В настоящее время у нас в студии прекрасно работают Наталья Кузмич и Марина Максимова.

Как я уже сказал, каждый третий четверг мы даем отчетный концерт, а кроме того, ставим иногда оперы в концертном исполнении. Несколько лет тому назад мы успешно представили на суд публики "Русалку" Даргомыжского в сопровождении оркестра. Партию Мельника пел Юра Эдельман, очень хороший бас, теперь - профессионал, работающий в Москонцерте. Затем мы поставили "Моцарта и Сальери" в гриме и костюмах, также в сопровождении оркестра. Вячеслав Пономарев пел Моцарта, а Сальери - Юрий Эдельман. Публика очень тепло их принимала.

В январе 1988 года мы исполнили с оркестром "Алеко". Но из-за ремонта Большого зала Дома ученых опера шла без декораций и сценического действия, мы давали ее в Зеленой гостиной. Чтобы слушателям была понятна связь событий, я решил создать литературно-музыкальную композицию, в которой стихи Пушкина вводились в музыкальные номера оперы. Эта идея всем понравилась, а я себе очень понравился в роли чтеца.

Кроме того, мы ставили сцены из "Лоэнгрина" Вагнера, из "Макбета" Верди, из "Любовного напитка" Доницетти, из "Укрощения строптивой" Шебалина, из "Мазепы" Чайковского, из других опер, и все эти постановки вызывали сердечный отклик у нашей публики.

Помимо Дома ученых, мы выступаем и в других творческих домах, где встречаем горячий прием. Мне всегда очень приятно, когда отмечают, что якобы самодеятельные артисты-ученые (с высшим музыкальным образованием) поют высокопрофессионально. Конечно, в этом не только моя заслуга, как руководителя студии, но, во всяком случае, я всегда стремлюсь к тому, чтобы хороший вкус исполнения был на первом месте.

Грустные размышления

Я

вновь возвращаюсь к своим первым годам работы в Большом театре. В то время в нем было шестнадцать басов, которые исполняли ведущие партии, поэтому ко мне подходили некоторые артисты и сочувственно спрашивали:

- Ну что вы здесь сможете спеть? Посмотрите, какая басовая группа! А басы-то какие!

На что я отвечал:

- Уехать в провинцию, в какой-нибудь другой театр я всегда успею. А здесь поучусь у больших мастеров, да и время все само определит.

Когда же я спел несколько ответственных, хотя, быть может, и не первого плана партий, обо мне стали говорить совсем по-другому. Посыпались комплименты и предсказания большой карьеры. Впрочем, были и завистники, но это всегда естественно. Дальнейшие мои успехи, выступления на международных фестивалях демократической молодежи в Праге в 1947 году и в Будапеште в 1949-м, заметное пополнение репертуара такими партиями, как Рене, Галицкий, Еремка, Руслан, Мефистофель, вызвали еще большую волну похвал.

Пятидесятые и первая половина шестидесятых годов оказались самыми плодотворными в моей театральной деятельности. Успешные выступления сначала в "Мазепе", затем в "Хованщине", принесшие мне звание и медали лауреата Государственной премии СССР, дебют в "Борисе Годунове" и неоднократные гастроли по многим странам, присвоение в Париже звания "Почетного члена "Гранд-Опера" и сделанный мне дочерью Шаляпина подарок - перстень Федора Ивановича - ярко комментировалось в печати, на радио и по телевидению. Мне были присуждены почетные звания народного артиста РСФСР (1955), а потом народного артиста СССР (1959). Меня наградили также орденом Ленина (1967) и орденом Дружбы народов (1976).

В Министерстве культуры СССР, не говоря уже о Большом театре, меня тогда встречали с распростертыми объятиями, и я часто слышал данное мне кем-то определение: "золотой фонд". Однажды я спросил у тогдашнего министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой, почему меня так называют. Она ответила: "Вы действительно наш "золотой фонд", артист, достойно представляющий наше вокально-оперное искусство не только в Большом театре и во всем Союзе, но и далеко за его пределами. Вы наш "золотой фонд" еще и потому, что пополняете нашу казну "золотыми рублями" - долларами, фунтами, франками, марками и так далее".

Не скрою, было очень приятно услышать из уст министра такую оценку своей деятельности, и я подумал, что теперь уж ничто не омрачит мою дальнейшую творческую судьбу. Но есть хорошая русская пословица: "Человек предполагает, а Бог располагает".

Пропев на сцене Большого театра более двадцати семи лет, я был вынужден оставить сцену. И с тех пор все реже и реже слышно обо мне на радио, тем более - на телевидении, не говоря уже о печати.