Четверть века в Большом. Жизнь. Творчество. Размышления

И они мне прислали приглашение. Я приехал. Приспособили мне какой-то невероятный костюм (ведь мой размер так трудно найти!), дали выучить кусочек текста из разговора Зеба Стампа с Луизой Пойндекстер, и этот эпизод сняли. Я чувствовал себя неуверенно, потому что кругом суетилась масса народу: и осветители, и декораторы, и гримеры, и актеры, и неизвестно откуда взявшиеся посторонние. Поэтому я ужасно стеснялся, хотя и привык к сцене, кулисам. После пробы я решил, что ничего не вышло, и уехал. Вдруг раздается звонок.

- Иван Иванович, вы очень понравились. Ваша кандидатура прошла на художественном совете. Будете сниматься.

- И что же дальше? - спрашиваю.

- Дальше вы должны приехать в Ленинград на примерку костюмов и заключить договор.

Назначили число, я приехал, сделали примерку костюмов, обуви и заключили договор с "Ленфильмом".

- А теперь,- сказали мне,- ждите. Когда для всех персонажей будут сшиты костюмы и все будет готово, мы начнем съемки. База - в Ялте, а сниматься будем в Алуштинском заповеднике и в городе Белогорске недалеко от Симферополя.

Вскоре я вылетел в Симферополь, а из Симферополя на вертолете - в Ялту, где меня поместили в гостинице "Украина", очень комфортабельной, тихой, окруженной парком. По плану за пятнадцать дней я должен был сняться раз семь, так что у меня оставались свободные дни. Я мог пойти на море, позагорать и искупаться. В общем, совместить полезное с приятным.

Начались съемки. После первых двух дней работы я еще не был уверен, что роль у меня получается, но вдруг ко мне подошли самые строгие критики осветители и декораторы.

- Иван Иванович, вы не обижайтесь, мы вам скажем правду. Когда вы прошли пробу, мы не очень-то в вас поверили, но сейчас вы так провели сцены, просто как драматический актер. Очень рады за вас!

Эти слова вдохнули в меня энергию и уверенность, и я с новыми силами взялся за свою роль.

Сначала мы снимались в Алуштинском заповеднике, в горах. Там было прохладно, веял ветерок, дышалось легко. Но когда мы переехали в Белогорск, там жара буквально валила с ног. В городе нет зелени, только пирамидальные тополя, которые не дают тени, и какая-то жалкая выжженная растительность у подножия меловых гор. В эту пятидесятиградусную жару нужно было гримироваться и надевать громоздкий ковбойский костюм. На мне были штаны с бахромой из плотной ткани, замшевая куртка, черная шляпа, как у Дона Базилио, с загнутыми полями, широкий пояс, к которому прикреплялся большой кинжал и огромное охотничье ружье. А грим! Он ведь не имеет никакого сравнения с театральным! Для оперного спектакля на ватку прикрепляешь слегка целую бороду, и с большого расстояния она смотрится. Здесь же мне гример наклеивал каждую прядку бороды отдельно. Так что гримирование занимало иногда по два с половиной часа. Нужно было набраться мужества, чтобы все это вытерпеть, но зато потом казалось, что борода как будто твоя.

Еще одна сложность заключалась в том, что я должен был уметь обходиться с моей лошадкой. У всех других персонажей были лошади с московского конного завода и с ними конюхи с того же завода, которые за лошадьми ухаживали и чистили, а также наездники, обучавшие, как с ними обращаться.

А моего мерина взяли в каком-то соседнем колхозе - он подходил по масти: рыжий с белым, очень колоритный конь и необыкновенный флегматик. Его невозможно было стронуть с места! Но когда его из Ялты повезли вечером в горы, в Алуштинский заповедник (а везли на машине с высокими бортами, у которых с двух сторон стояли лошади с завода), то после ночлега служители обнаружили, что заводские лошади стоят, а моего флегматика нет в машине. Оказывается, он выпрыгнул из машины и ушел на пятнадцать километров вниз. Как только ноги себе не переломал?!

Все мне стали тогда советовать, чтобы я приучал к себе мерина.

- Да я его уже и сахаром, и пряниками угощаю,- отвечаю,- он с удовольствием ест, а иногда за мной идет.

- А вы попробовали на него садиться? - спрашивает Вайншток.

- Нет, еще не пробовал,- говорю.

И один раз я попробовал. Взобраться мне помогли, но поехал я уже самостоятельно, лошадь меня слушалась - я ведь в детстве на лошадке пробовал кататься.

- Все в порядке! - рапортую.

И вот однажды, когда во время съемки я должен был въехать в сад к Луизе Пойндекстер и поговорить с негром, то как только подошел к лошади в одежде, на которой развевались все лоскутки, она очень испугалась. Вижу, смотрят на меня два безумных глаза. "Ой,- думаю,- сейчас что-то произойдет". И действительно, мой мерин никак не позволял на него сесть. Наконец я взобрался.

- Ну, теперь,- говорят,- поезжайте.