Четверть века назад. Часть 2

— Баловникъ вы, баловникъ! залепетала она, зажмуривая отъ удовольствія свои плутоватые и сластолюбивые глазки….

XXVIII

Княжна встрѣтила Ашанина въ гостиной съ письмомъ въ рукѣ.

— Не поручите ли вы мнѣ передать имъ еще что-нибудь на словахъ? спросилъ онъ, принимая письмо и опуская его въ карманъ.

— Я написала, молвила она съ тихою улыбкой, — но вы скажите имъ какою вы нашли меня сами… Я спокойна, здорова пока, какъ видите; думаю и не отчаиваюсь, примолвила она опуская вѣки. — Да, скажите имъ что я получила вчера письмо отъ графини Воротынцевой… Мы должны были ѣхать къ ней съ maman, но она вдругъ очень скоро собралась за границу, и написала мнѣ очень милое, симпатичное письмо на прощанье, въ которомъ также проситъ меня передать много очень дружескаго Софьѣ Ивановнѣ, и Гамлету…. Она не знала что мы уже… не видимся… заключила Лина слегка дрогнувшимъ голосомъ.

— Княжна, сказалъ Ашанинъ, — княгиня Аглая Константиновна весьма любезно пригласила меня посѣщать ее въ Сицкомъ, пока я «въ здѣшнихъ странахъ», какъ выразилась она (о томъ гдѣ эти «страны» она не справлялась, и едва ли, кажется, знаетъ что живу я именно въ Сашинѣ). Приглашеніемъ ея, я, само собою, не премину воспользоваться, и на будущей недѣлѣ пріѣду сюда опять. Но до этого, и вообще въ интервалахъ между моими пріѣздами сюда, могутъ случится какія-нибудь обстоятельства о которыхъ вы сочтете быть-можетъ нужнымъ извѣстить немедленно… Софью Ивановну. Какъ думаете вы это сдѣлать?

— Какъ сдѣлать? повторила нѣсколько удивляясь вопросу Лина: — еслибы что-нибудь такое нужное случилось, я напишу и пришлю.

— Съ кѣмъ?

— Съ кѣмъ-нибудь изъ слугъ,

— Это можетъ быть доведено до свѣдѣнія княгини.

— Такъ что-жъ такое? съ гордою интонаціей въ голосѣ проговорила княжна, — я не скрываю своихъ поступковъ; никто не можетъ находить дурнымъ что я пишу такой высокопочтенной женщинѣ какъ Софья Ивановна Переверзина.

— Да, молвилъ Ашанинъ, — но увѣрены ли вы что не подвергнете гнѣву княгини того кого вы пошлете съ письмомъ?.. Увѣрены ли вы, примолвилъ онъ понижая голосъ, — что не дано какого-нибудь приказанія по дому насчетъ такихъ возможныхъ писемъ вашихъ въ Сашино?…

Лина не отвѣчала, и все лицо ея покрылось краской стыда отъ мысли что ея мать дѣйствительно была способна отдать «по дому» подобныя приказанія…

— Я нашелъ средство, княжна, продолжалъ между тѣмъ уже нѣсколько таинственно Ашанинъ, — избавить васъ отъ всякой заботы относительно доставки вашихъ писемъ, если понадобится вамъ писать.

— Что такое? Она внимательно глянула на него.

— Очень просто: напишите, положите письмо въ конвертъ съ адресомъ и оставьте на вашемъ столѣ. Оно будетъ доставлено по назначенію въ тотъ же день.

— Какимъ-же образомъ? не доумѣло спросила княжна.

Онъ засмѣялся:

— Это мой секретъ, — секретъ романа, примолвилъ онъ весело.

Она слегка нахмурилась и закачала головой.

— Я романовъ и всѣ эти таинственныя средства не люблю, сказала она, — и надѣюсь что не буду въ необходимости прибѣгать къ нимъ.

— Но не забудьте ихъ въ случаѣ надобности, отвѣтилъ на это Ашанинъ, кланяясь и протягивая руку проститься съ нею.

— Прощайте, Владиміръ Петровичъ… Вы дядю не видали? спросила она вдругъ.

— Нѣтъ, мнѣ говорили, онъ уѣхалъ верхомъ…

— Я его совсѣмъ не вижу, кромѣ какъ за столомъ, словно вырвалось у нея. Она тутъ же умолкла и слабо улыбнулась…

Ашанинъ поклонился еще разъ и вышелъ.

— А теперь въ городъ! сказалъ онъ кучеру, садясь въ Гундуровскую коляску, предовольный тѣмъ какъ успѣлъ онъ «устроить почту» между Сицкимъ и Сашинымъ и отвлечь «бриганта» отъ союза съ «противною стороной». Все это великолѣпно устроилось, говорилъ онъ себѣ, и мысли его обратились теперь опять къ предмету личной его заботы — Ольгѣ Акулиной, и къ шансамъ увидаться съ нею въ городѣ.

Доѣхавъ туда онъ прежде всего велѣлъ себя везти въ почтовую контору, гдѣ долженъ былъ получить по довѣренности посылку съ книгами на имя Гундурова, и первое лицо съ которымъ встрѣтился онъ тамъ на крыльцѣ былъ Вальковскій.

— Ты какъ сюда попалъ? вскрикнулъ онъ въ изумленіи. — И что съ тобой? спросилъ онъ тутъ же, замѣтивъ блѣдное, сильно разстроенное лицо «фанатика».

— Маргоренька въ гусару ушла, сейчасъ отъ Васи Тимоѳеева письмо получилъ! могильнымъ голосомъ проговорилъ тотъ, звѣрски поводя глазами, и показывая грязно-исписанный листокъ почтовой бумаги который держалъ въ рукѣ.

Ашанинъ померъ со смѣха (Маргоренька была та рябая швея которую Вальковскій готовилъ на сцену, на роли Селименъ).

— «Маргоренька къ гусару ушла!» повторилъ онъ передразнивая его, — плачь русскій театръ, плачь!

— Дуракъ! фыркнулъ ему на это «фанатикъ».

— Само собою! продолжалъ хохотать Ашанинъ; — а ты все же объясни мнѣ какъ ты очутился здѣсь?

— А такъ очутился, сердито молвилъ Вальковскій, — что уѣхали вы оттуда, изъ Сицкаго-то, съ Сережей, ничего мнѣ не сказавъ….

— Не до тебя было, братъ, не взыщи!