Честь чародея

— Если сбежишь, я наколю тебя на твою вилку, — бросила Ферн через плечо.

Они шагали по проходу между невидимыми зарослями. Луч фонарика выхватывал из темноты засохшие ветки, завядшие листья пальм, разбитые кадки, из которых торчали сухие корни. Шуршание прекратилось: каждая веточка, каждый листочек застыли. Слышны были только их шаги да осторожное дыхание. Под ногой что–то хрустнуло, и Ферн подумала, что это сухая ветка, правда, она была какая–то странная: белела в темноте, как обглоданная косточка. Неожиданно в свете луча Ферн увидела кое–что знакомое. Ни слова не говоря, она крепче сжала руку Люка, и тот застыл на месте. Впрочем, идти дальше все равно было некуда: в конце прохода стояло Дерево. Точнее, Древо. Оно было посажено в каменную кадку, но камень давно растрескался, и корни пробились наружу и ушли вглубь, сквозь щели между плитками. Ствол Дерева, чуть изгибавшийся, был толще самого Люка. Луч фонарика метнулся вверх, высветив похожую на дуб крону. По стеклянной конусной крыше пробежали блики.

— Там, внизу, — прошептала Ферн. Она и сама не знала, почему вдруг перешла на шепот. — Я что–то видела…

Луч остановился на каком–то бесформенном яблоке, висевшем на нижней ветке. Кожица плода была очень бледная, а сверху, где он крепился к плодоножке, что–то чернело.

— Что это? — спросил Люк. Он тоже непроизвольно понизил голос.

— Смотрите дальше, — сказала Ферн. — Может быть, есть более спелый.

Свет заметался по листве. Он был совсем слабенький, но Люк и Ферн стояли совсем близко. Вскоре они увидели еще один плод, гораздо мельче и зеленее, а потом рядом с ним заметили то, что Ферн искала и боялась найти. На этот раз Люк не закричал. Ферн услышала лишь, как он охнул, да увидела, что фонарик дрогнул в его руке. Там висела голова — натурального размера и совсем как настоящая. Бледная кожица чуть поблескивала, словно в предрассветной росе. Черные волосы свисали чуть ниже того места, где должна была бы быть шея; глаза и рот были закрыты. Держа вертел, словно шпагу, Люк ткнул в сторону этого кошмара:

— Объясните мне, что все это значит.

— Это своего рода фрукт, — сказала Ферн. — Я вам рассказывала о родительском Дереве, которое растет в ином измерении. На нем зреют головы мертвых: говорят, тот, кто в жизни совершил хоть что–то плохое, должен провисеть на этом Древе один сезон, а иногда и несколько. Это Дерево не может быть его саженцем, поскольку Вечное Древо не имеет семян. Это, скорее всего, черенок, взращенный при помощи магии. Но я не понимаю, почему здесь, в нашем мире, оно дает плоды и что это за плоды. Они похожи на саму Моргас, но ведь она жива. Должно быть, это ее сестра–близнец Морган… Может быть, Дерево так пропитано силой Моргас, что на нем растут только головы тех, кто связан с ее жизнью.

— Как та, из буфета?

— Не думаю… Это Сисселоур — она выглядит намного моложе, чем тогда, когда я ее знала, но я не уверена. Мне кажется, ее взяли с главного Дерева и просто принесли сюда. Так уже делали.

— Кто?

— Я.

— Но эта голова живая, я видел, как дрогнули веки, — сказал Люк. Ферн почувствовала, как он вздрогнул.

— Да, она живая, — подтвердила Ферн.

Ей уже доводилось видеть, как у плода открываются глаза и все лицо оживает. Но ни у одной из голов она не видела такого выражения лица. Глаза открылись, полностью обнажив зрачок, губы растянулись в довольной, ликующей улыбке.

— Наконец–то! — сказала она.

_Наконец-_то?_ Ферн была озадачена. Головы в чистилище обычно не бывали такими радостными и довольными.

— Не светите нам в глаза, — безапелляционно заявила голова. — Дайте нам рассмотреть вас.

Люк сместил фонарик немного влево. Ферн чувствовала, как он напрягся.

— Ты не спрячешься в тени, Ферн Кэйпел, — сказала голова. — Разве мы не владели твоей душой и телом? Разве мы не похитили твой дух?

— Моргас не смогла удержать его, — возразила Ферн. — И почему ты говоришь о себе «мы»? Не знала, что ты так тесно связываешь себя с сестрой.

— С сестрой? — Голова презрительно фыркнула.

— А разве ты не Морган?

— Морган! Не оскорбляй нас! Моя родная плоть превратилась в бесхарактерную тряпку, клянчащую одобрения мира и любви мужчин. Она прозябает в горечи на Вечном Древе. Она просила прощения, но не у нас. В этом ее ошибка. Но мы не стали ждать, пока она сгниет там, у нас есть дела поважнее.

— Тогда кто ты? — Впрочем, она и сама уже знала ответ.

— Мы — Моргас.

— Но как?