Черви

– Хочу напомнить вам, мразь червячья, что это место не зря называется Пэррис-Айленд[5]. Может быть, это и не Париж, но уж относительно острова – это точно. По суше пути отсюда нет. Да и никакого другого тоже. И никто вам тут не поможет. Никто, зарубите себе на носу! Запомните раз и навсегда, девочки, – здесь вам не мамин дом! Ни дома, ни мамы! Только одни новобранцы. И всяк за себя! Каждый поганый червяк – за себя! Кто забудет – вылетит, как дерьмо в консервной банке. Только вонь останется! Ясненько?

– Так точно, сэр!

– И тебе. Двойное дерьмо, ясно?

– Сэр! Гр-р-р! Гав! Гав! – Адамчик мысленно поздравил себя с тем, что вопрос сержанта не застал его врасплох. Он, кажется, начинает уже осваиваться с местными обычаями.

– Значит, ясно? Ладненько. Тогда слушайте следующий урок. Сейчас я скомандую «Давай!», и у вас будет ровно пятнадцать минут, чтобы смотаться в сортир, сделать там свое дело, сполоснуться и встать у койки по стойке «смирно». Пятнадцать минут и ни секундой больше! Учтите, что в душевой у нас только десять сосков, а вас тут семь десятков тепленьких душ, так что не зевайте, скоты.

Магвайр взглянул на часы, подождал, пока секундная стрелка допрыгает доверху, затем рявкнул:

– Внимание! – Помедлил еще чуть-чуть, потом гаркнул: – Давай!

Семьдесят парней судорожно начали срывать с себя обмундирование. Раздевшись донага, солдат быстро обертывался по бедрам полотенцем и сломя голову мчался, отталкивая других, сопя и ругаясь сквозь зубы, в туалет. Кубрик быстро опустел.

Магвайр уселся на краешек оружейного стола, вытащил из кармана пачку сигарет, предложил Мидберри.

– Спасибо, не хочется.

– Ну и банда, – проворчал старший «эс-ин», закуривая. Он держал в руке серебряную зажигалку с позолоченной эмблемой морской пехоты на корпусе: одноглавый орел и якорь на фоне земного шара. – Настоящая банда. Ну, да не беда. Отшлифуются еще. Не таких обламывали.

Что-то в словах, а скорее в интонации Магвайра неприятно резануло слух его собеседника. Надо было ответить, как-то среагировать. Показать Магвайру, что его помощник разделяет эту уверенность, глубоко уверен в его талантах и способностях. А главное, предан ему. Но слова не приходили. Наконец Мидберри спросил:

– Как вы думаете, сколько из них отсеется до конца обучения?

– Да около десяти процентов.

– А этот вот Адамчик? Двойное дерьмо, как вы его окрестили? Наверно, не выдержит?

– Да кто его знает. Сейчас еще рано говорить. Бывает, попадет такой недоносок, вроде и не годен ни на что, а сядешь на него, взнуздаешь как следует, глядишь, со временем и настоящим солдатом станет, еще как поскачет. Да ведь раз на раз не приходится. Поди угадай наперед. Другой вон, бывает, вроде бы и ничего парень, а как прижмешь его, надавишь посильнее, он – как дырявая шина: воздух вышел, она и сплющилась. А на круг, считая все отходы – травмы, болезни, да еще тех, у кого черепушка не выдерживает, всяких там психов и придурков – как раз десять процентов и выходит. Это уж точно. Проверено.

– Вы, я вижу, запросто можете сказать, как дело пойдет?

– Да, ну. Дерьмовые все эти расчеты. Чего там наперед считать. Новый взвод – ведь он только на первый взгляд кажется новым. А на деле тут все то же, что и в прежних. Те же самые 60—70 паршивых скотов. А разве скотина от скотины чем-нибудь отличается? Поначалу вроде бы и не так. А как объездишь пару-тройку таких стад, так и видно, что разницы-то нет. Сам со временем убедишься, попомни мои слова.

Тем временем в кубрик один за другим начали вбегать солдаты. Когда весь взвод, за исключением нескольких опоздавших, стоял уже навытяжку у коек, Магвайр слез со стола и крикнул в сторону туалета:

– Поторопись!

В душевой сразу прекратился шум льющейся воды, и последние четыре новобранца с полотенцами, обернутыми вокруг бедер, запыхавшись вбежали в кубрик.

– Ладненько, скоты. – Магвайр прошелся вдоль вытянувшихся шеренг. – Вроде бы управились. А ведь на дворе ночь. Спать скоро. Значит, самое время помолиться на сон грядущий. – Он сделал еще несколько шагов вдоль прохода и вдруг рявкнул:

– Разобрать оружие!

Солдаты быстро расхватали винтовки, снова встали в строй и по команде «Оружие к осмотру!» взяли их на грудь – приклад вниз, прицельная планка на уровне глаз.

– А теперь повторять за мной нашу молитву, – скомандовал Магвайр. – Ну-ка дружно: это моя винтовка…

– Это моя винтовка… – дружно отозвался взвод.

– Таких, как она, много. Но эта – моя…

– Таких, как она, много. Но эта – моя…

– Это – моя жизнь…

– Это – моя жизнь…

– И я должен дорожить ею, как своей жизнью…

– И я должен дорожить ею, как своей жизнью…

– Громче, мерзавцы! Шепчете, как баба на исповеди!

– И я должен дорожить ею, как своей жизнью, – орал взвод.

– Не слышу! Ни черта не слышу! Ну-ка, еще раз!

– И я должен, – солдаты вопили что есть мочи, – дорожить ею, как своей жизнью…

Молитва о винтовке продолжалась. Магвайр выкрикивал фразу за фразой, и взвод, вопя во всю мощь своих глоток, повторял за ним. У многих уже сорвался голос, они хрипели и шипели, но открывали рот во всю ширь, старались, как могли.