ЧЕРТЫ НАРОДНОЙ ЮЖНОРУССКОЙ ИСТОРИИ

Добродетелью были: пост, грусть; смех и веселие — грех. Один подвижник, по имени Памва, дал обет никогда не смеяться. Бесы употребляли всевозможнейшие уловки, чтобы рассмешить святого — долго все было напрасно: наконец, бесы привязали маленькое перышко к огромному бревну и потащили мимо подвижника с криком: «алай, алай!» Памва улыбнулся, и бесы восплескали и запрыгали от радости, восклицая: «Авва, Памва засмеяся! Авва, Памва засмеяся, засмеяся!» — «Я засмеялся немощи вашей, — сказал им святой, — что вы, и то только с трудом, можете это бревно сдвинуть». В одной древней нравоучительной беседе говорится: «смех не созидает, не хранит, но погубляет и созидания разрушает, смех Духа Святого печалит, не пользует и тело растлевает; смех добродетели прогонит, не имать бо памяти смертныя, ни поучение мукам. Отъими, Господи, от мене смех и даруй плач и рыдание, егоже присно ищеши от мене» (Имп. Публ. Библ., Погод. Сб. № 1297, стр. 91).

С женщиною не следовало даже говорить — женщина была существо, располагающее к согрешению: «Не достоит мниху ясти с женою или пити, или что промышляти с женами или инак како разум имети с ними; прелюбодейство есть, велико прелюбодейство женское сужитство. Еда камень еси? человек еси, общему естеству подлежа и в падении; огнь имаши в лоне — не изгориши ли? Како имать слово: положи свешу на сено, тогда возможеши реши, яко не горит сено? Аще не отмещешися, яко горит сено, не мне глаголи, но неведущему тайных».

Убегая от женских очей, следует избегать и помышлений о женщинах. «Всяк бо возревый на жену согрешает». Надобно иметь постоянно бледное лицо и дурныя одежды: блед и щуби вид и рызы худы подобает иметь (Пог. Сб. № 1288, стр. 226).

Монашеское самоистязание, уединение от всего, что составляет материальную прелесть на земле, открывало идею торжества духовного начала над грубою силою. Вместо богатыря, с оружием странствующего по чужеземным странам, ищущего опасностей, побеждающего их, получающего в награду богатства и т. п., являются богатыри духа — странствующие в таинственной области видений, вступающие в борьбу с духами; они побеждают их, отваживаются на всякие лишения добровольно, и за все терпение получили награду высшую — награду на небе. Так как богатырь не сидит на месте — богатырь ищет приключений, то и в сфере духовного подвижничества явились странствующие рыцари-паломники, скитавшиеся по святым местам и с Севера отправлявшиеся в Палестину. Они-то и назывались в древних песнях коликами перехожими. Похождения в Иерусалим, как видно, были значительно в ходу на Руси, в Цареград, на Афон и вообще на Восток по водворении христианской веры, особенно по завоевании Святой земли крестоносцами. В похождении Даниила Паломника[75] говорится, что в его время были мнози, доходившие до Иерусалима. Это было до такой степени обычно, что иные старались ходить, видно, как можно скорее (тщащеся вборзе) и навлекали за то нарекания от истинно благочестивых; Даниил замечает, что се то путь вборзе нельзя ходити, и укоряет их в том, что они много добра не видевши возвращались; но путешествие было предметом общественных разговоров, и бывший в Иерусалиме пользовался уважением: он мог быть везде принят с честию, и потому они — по словам Даниила — вознесшеся умом, яко нечто добра сотвориши, погубляют мзду труда своего.