Только и сам Петр Кирилыч, когда он вошел за Спиридоном в переднюю избу, и у него в глазах мельком проголубело крыльцо, и надвходный голубок крылышком махнул на него, - сам Петр Кирилыч, засевши в красный угол, куда его Спиридон посадил, долго, не моргнув, смотрел на Спиридона, на его чуть поседевшую не по летам пышную скобку с кольцеватым загривком, на длинную поддевку ниже колен, глядел на всю эту непривычную мужицкому глазу чистоту и зажиток, которые так и кидались из каждого угла на глаза: лавки покрыты полотенцами, хоть и не праздник, на иконах дорогие оклады, стекла на них -не заметишь, по божнице идут из разноцветной бумаги кремли и по всем стенам картинки, каких и на чагодуйском базаре не сыщешь, на полу ширинки лежат, печка стоит в уголке, а не посередке, как у брата Акима, в глаз так и бьет белизной от нее. Словом, не мог сперва Петр Кирилыч хорошенько решить: что это перед ним сидит и в самом деле мельник Спиридон Емельяныч али все тот же… Антютик; увел Петра Кирилыча на темный глаз поутру в заплотинное царство и теперь смеется его удивленью. Спиридон и в самом деле слегка улыбался.
- Что это такое с тобой, Петр Кирилыч, творится? - спросил Спиридон, рассевшись на лавку и показавши Маше на угол, где не на что было присесть.
Ласково смотрит Спиридон на Петра Кирилыча, а у самого глаза так и бегают по всему, словно спрятать что от Петра Кирилыча хочут, и Маша в сторонке стоит, на Петра Кирилыча пугливо озирается - во всем чудится Петру Кирилычу опаска перед ним и тревога, видно, он что-то нарушил и что-то узнал, чего знать бы ему не доводилось.
- Что это с тобой, Петр Кирилыч? Ты ведь такой дурниной кричал!
Послышалось Петру Кирилычу в этом вопросе большое участье к нему, и так хорошо у Спиридона при этом засветились не по-стариковски под пушистыми бровями глаза, что сразу язык у него развязался, и Петр Кирилыч так и понес обо всем: как в лесу Антютика встретил, как ходили они с ним сватать дубенскую девку, что видел и слышал от этого Антютика, как ставил на сома возле плеса жерлицу - одним словом, до самой коряги дошел… но ни об ней ничего, ни про Феклушу не промолвился словом, потому что теперь и сам думал, что коряга была как коряга, занесло ее-де в половодье в овраг весенней водой, а… Феклуша?.. Какая же это Феклуша, коли это была самая настоящая… дубенская девка… только Петр Кирилыч не сумел взять свое счастье, потому что хоть и складный из себя мужик, а нерасторопен.
Слушает его Спиридон, широко расставивши ноги и полбороды заправивши в рот, оперся о стол широкой ладонью и пальцами по нему слегка барабанит. Кажется Петру Кирилычу, что Спиридон в бороду немного смеется, но не так это заметно, чтобы можно было на эту усмешку обидеться, потому что, конечно, и вправду ведь в неудаче Петра Кирилыча все же мало смешного.
"Говорить ему али нет, что больно он на Антютика всхож? - думает про себя Петр Кирилыч, путая все больше в своем рассказе и сам сбиваясь с толку от этой близости и похожести Спиридона. - Пожалуй, чего доброго, обидится старик… он ведь, по слухам, духовой! Не гляди на него, что сидит перед тобой и как молодой месяц светит… Через минуту может случиться… бровью только моргнет - и от тебя звания никакого не останется…"
Петр Кирилыч, думая так, не к слову замолчал, глядя Спиридону прямо в глаза. Спиридон прожевал бороду, отвернулся от Петра Кирилыча и принялся ее спокойно разглаживать широкой, как заслонка, ладонью.
Маша, глядя на это поглаживанье, еще пуще побледнела в углу, и руки, опущенные вниз, у нее задрожали: в сердцах отец али и в самом деле Петр Кирилыч ему пришелся по духу, и что Маше будет за то, что она Петру Кирилычу проболталась сдура да радости обо всем, о чем раньше бы из нее клещами слова не вырвать, потому что и сама она свыклась с отцовской верой; кажется, в огонь бы и воду пошла и скорей удавилась бы на тонкой веревке с мутовки в корчаге, чем ни с того ни с сего обмолвиться словом чужому человеку и на отца, может, накликать беду.
"Знать уж… быть такому греху!" - не раз подумала Маша со вздохом, еще не понимая и не разгадав, как обо всем этом думает сам Спиридон и как он поступит с Петром Кирилычем, который знает теперь, куда Спиридон Емельяныч убирает на зиму картохлю.
Но по лицу Спиридона никогда ничего не поймешь…
- Так, Петр Кирилыч… так… да, друг сердешный… - говорит спокойно Спиридон Емельяныч, видя, что Петр Кирилыч на самом нужном месте осекся и глядит на него не сморгнув, - так… недаром тебя люди прозвали "балакирь"! Ни лошадь, ни кобыла: не было вроде, а… было!.. Так… ну, а… хочу я спросить… о боге как ты понимаешь? О боге? - повернулся быстро Спиридон, словно ветром каким на него дунуло, опять по столу забарабанили пальцы, бороду еще больше заправил в рот и так смотрит на Петра Кирилыча, будто только это и интересно ему от него услышать, а что там дальше с ним было да приключилось, до этого Спиридону, знать, нет особой нужды…
Петр Кирилыч поднялся с лавки, полотенце на пол свалил и руки расставил: