Чертухинский балакирь

Когда все из дому ушли, Петр Кирилыч слез с полатей, пошнырял немного в залавке: ничего такого, ни яблочника, ни просяничка, одни только засохлые корки, скопленные Маврой корове.

Только кринки стоят все с верхом, по сметанным снимкам морщинки идут, как на первом ледку по ранней зиме. Отпить - будет заметно, один разговор опять заведешь.

"Маленький, что ли? Побойся-ка бога! - вспомнил Петр Кирилыч, как его недавно Мавра оговорила. - Ребятишкам мало хватает! Поп-валтреп, а любит скоп!.."

Потому Петр Кирилыч до молока и не доченулся, а отломил большой ломоть свежей краюхи, густо посолил его, помазал куриным перушком из масленки и с матицы, где висит вязанками над печкою лук, выдрал крайнюю луковицу - лук, как и мужик, любит тепло, в холоду от него такого вкусу не будет!..

Эх, да известна наша мужичья еда!

В обед - тюря, а на ужин - мурцовка!

Едал?..

Ну, если не знаешь, что это такое за тюря с мурцовкой, так объяснить, пожалуй, и трудно… то есть чем отличается мурцовка от тюри… Это то же на то же!..

Тюря - хлеб, крошеный лук, квас вожжой и конопляное масло.

Мурцовка - тот же хлеб и тоже лук, только с водой и без масла.

Варят, правда, и у нас, по пословице, с вершковым наваром серые щи, жарят на сале картошку, инда плавает в нем, как корабли по заливу, томят с кишечными шкварками кашу… но это бывает не круглый год, а больше, почитай, в каждом дому только по осени, когда по первому снежку пастухи наладят домой и перед домом половину стада на дворах перережут.

В такую пору мужик ходит как именинник, без довольной улыбки мимо бычка не пройдет, по загривку потреплет, по хребту проведет и пощупает у него под пахами: дескать, жирен ты, бычок, али так себе, незадашник?.. Скотина радуется, когда на ножик идет!

К весне же мясо у мужика только во рту!..

*****

Хорошо знал Петр Кирилыч братнин достаток; долго он вертел, лежа на полатях, хлебный ломоть, словно хорошенько хотел приноровиться, с какого боку ловчее его укусить, а потом почему-то вздохнул и забрал на белые зубы за обе щеки, съел враз добрую половину и, не доевши, с ломотухой в руках -хлеб в сон клонит, как и вода, - скоро заснул.

Приснилось Петру Кирилычу, что сидит он на берегу дубенского плеса, как барин, против него Боровая мельница, и мельницу эту будто получил Петр Кирилыч за дубенской девкой в приданое. Через плотину льется то ли вода, покрытая белою пеной, то ли молоко парное, с такими пузыриками, каким бывает оно перед погодой, и от этих пузыриков во рту даже немного шипит.

Будто сидит Петр Кирилыч у этого молока и макает в нем большим куском белого ситника, и в ситнике этом на мякоти выпеклись ямки, и ямки похожи очень на те, какие он видел вчера у Феклуши на круглых и розовых щеках… Привиделись они ему потом, когда она сбросила с себя сарафан и станушку, по всему ее созревшему телу, белому и пышному, как хорошо подошедший и в удачу спеченный кулич.

Проспал так Петр Кирилыч до самого вечера.

*****

К вечеру, когда Мавра вернулась с ребятней с огородов и тут же уложила ребятишек в постель, Петр Кирилыч раскрыл отяжелевшие за денной сон глаза и не сразу понял, как же это вдруг - Мавра…

Мавра же перетирала потималкой ложки, и перед ней на столе были рассыпаны прозрачные перья с луковичной головки.

Долго глядел Петр Кирилыч на них, в животе словно кто за сон дыру провернул. Видно, человек во сне и ситником сыт не бывает.

Пронька, старший сынишка, сидел за столом и глядел в чашку с мурцовкой, как большой. Потом возвратился к сутеми с поповой десятины Аким.

Не скоро Аким рассупонил чуни в углу, сполоснул руки над лоханкой, и, когда крестился на образ, Петр Кирилыч хорошо разглядел - Аким немного, как от тихого ветру, шатался…

- Насилу, видно, бедный устал! - укоризненно сказала Мавра, тоже заметившая это легкое пошатывание Акима и его осунувшееся за день лицо. - А Петра вон на полатях блохи никак не разбудят. Храпит и храпит!..

А Петр Кирилыч и вправду храпел, глаза отводил.

- Не трожь, спит! - сказал Аким и сел к столу за мурцовку.

*****

И не заметил никто из домашних, как слез Петр Кирилыч с полатей и вышел на улицу.

Только когда стали укладываться спать, хватились, что Петра Кирилыча нет.

- Вот ты говори, как провалился! - сказала Мавра, сложивши руки на животе. - Видно, опять под мост ушел!..

- Ты бы, Мавра, немного… того… язык прикусила… а то, видно, ему как нож возле глотки: как-никак все же брат!

- Ну-к что ж!..

- Вот женится… тогда дело другое!..

- Да на ком?.. Покажи пальчиком… Полно рассусоливать зря: женится, женится! А кто за такого пойдет?.. Верея с изгороди да и та надумается.

- Шут с тобой. Мавра, тебя не переговоришь… Только видишь - на нем лица нету.

- А уж у тебя больно кругло!.. Вот кругло-то! Кругол, как поднос, один только нос!..

- Работа, Мавра… работенка!..

- То-то и я-то про то же про самое! - тихо и боязливо говорит Мавра, показывая Акиму на спящих на полу вповалку детей.

- Знаю, Мавра… Вижу не хуже другого… Как-нибудь…

- Задерешь вот каряжки, что с ними мне делать?..

Аким ничего ей не ответил, повернулся к стене и тут же захрапел.

*****