Чертухинский балакирь

То ли прилетел куличок-песочник на песчаную отмель реки и, не заметив спящей девки на этом песке и сарафан ее голубой принявши, должно быть, за кусочек упавшего сине-голубого весеннего неба и белую станушку за последний снежок, затянул возле Феклуши в тонкую дудочку и запрыгал по берегу, кланяясь на месяц черной вертлявой головкой… То ли сама Феклуша тихо застонала во сне и потянулась от весенней теплыни вся кверху - не поймешь: со всех сторон вдруг повалил густой молочный туман, предвещающий близкое утро…

*****

- Ну, Петр Кирилыч, будет еще время - насмотришься!.. Еще надоедите друг дружке - глаза не взглянут… Надо в дорогу, скоро будет светать!..

Обернулся назад Петр Кирилыч и обомлел, не может Петр Кирилыч пошевелиться…

- Садись, садись, Петр Кирилыч! Хорош у Антютика конь?..

Где стояла вихрастая елочка, теперь рядом с Антютиком пошевеливает мирно хвостом чертухинский лось… Может, его и видел раньше Петр Кирилыч, когда ходил по ягоды или грибы, только тогда хорошо его не разглядишь, - мелькнут на минуту в ветках развилистые рога, и с веток повалятся быстрым дождем сбитые рогами мелкие сучья и листья, за которые он зацепит, унося свои воздушные ноги…

А сейчас он стоит совсем рядом от Петра Кирилыча - рукой можно до него дотянуться и потрогать, - и, видимо, ничуть Петра Кирилыча он не боится; склонил лось точеные колена, и положил рогастую голову Антютику на плечо, и лижет ему губу своим языком, и на обоих пышет жарким звериным дыханием, в котором пахнет хорошо перепрелой травой, мхом и молодым побегом ели…

Смотрит лось на Антютика, щурится веками, и по глазам ему бьет месяц сильным лучом. Антютик гладит его по хребту и считает развилки…

- У нас в лесу… без счета ничего не бывает… Видишь, сколько развилок у него на рогах - столько за всю жизнь принесла ему лосиха лосят…

- Прошлую зиму за ним Петька Цыган ходил две недели!..

- Зимой ему плохо… зима - белое зеркало, в которое смотрится звериная смерть… Ну-ка, Петр Кирилыч, садись!..

- А он меня… не двинет пятами?..

- Разуму у тебя, Петр Кирилыч, все же немного: разве тронет зверь, если ты его не заденешь?.. Садись!..

Петр Кирилыч вскочил на могучий хребет и крепко схватился за крутые рога… На спине у лося широко… как на полатях…

- Держись!.. - крикнул Антютик…

И лось одним прыжком вынес их на дорогу…

*****

Зашатались леса в глазах у Петра Кирилыча, на небе над самой головой большое облако закружилось сине-серебряным клубом, запрыгали, как на ниточках, звезды, и вся земля ходит, словно это дышит могучая грудь… Показалось Петру Кирилычу, что прокатили они так неведомо сколько места, а и всего только Антютик стеганул взад-назад по Боровой дороге, видно, хотел он Петру Кирилычу показать лосевый ход: никогда такой быстрой езды не видал Петр Кирилыч…

Зажмурил Петр Кирилыч глаза, чтоб в них не кружилось, и только тогда их и открыл, когда Антютик тпрукнул и лось на всем скаку остановился.

Видит Петр Кирилыч, что переливается под его кожей каждая жилка и дрожит, как струна, под рукой…

- Видишь? - спрашивает Антютик Петра Кирилыча…

- Чтой-то? - не совсем поймет Петр Кирилыч…

- Да что тебе глаза-то, елка, что ли, выхлестнула?..

- Мельница?.. Опять мельница?.. Так как же мы столько места отстегали?

Смотрит Петр Кирилыч: мост как горб, только будто еще круче, чем всегда, та же Дубна в берегах, только на том берегу такой туман - свету не видно, над туманом плывет соломенная крыша, и над крышей круто изогнул шею жестяной конек, только теперь он тоже скачет, потому что ветер так и раздувает у него сзади веером хвост и целыми прядями откидывает в стороны гриву…

- Мельница? - удивился опять Петр Кирилыч…

- Она самая… А самого-то знаешь?..

- За шапку браться приходилось…

- Значит, можно сказать, ни с одной точки не знаешь его дочки?..

- Да… шут его разберет, что он за человек такой!..

- Да человек он невредный - мельник!..

- Ну-к что ж?..

- Ничего не скажу… Только если тебе и вправду про него ничего не доводилось слышать… так я тебе…

Но все же мы лучше сами расскажем, потому, что ни говори и что ни думай, а как-никак - все леший!..

Глава третья НЕПОМЕРНАЯ ПЛОТЬ

ДВА БРАТА

И сам-то я знаю, что стар.

Знаю и то хорошо, что доброй половине никто не поверит, зло посмеется и отвернется презрительно, как от небывальщины и старины, как отворачивается девушка от стариковских глаз, в которых вспыхнул при встрече запоздалый затаенный огонь…

Ин все равно не повадно: темно у меня в избе, и в глазах у меня потемнело!..

Вижу я только, как, прислонившись у печки, ухваты и клюшки широко разинули рты, как у двери, у самого входа, где висит рукомойник, большая лохань выставила в темь оба уха, как молочная шайка в углу, над которой нагнулся неразумный телок, выпятила настороженное ухо.

Не будете вы меня слушать, так я нагуторюсь и с ними!..

*****

В то время плохо совсем приходилось мужикам, отбившимся от православного стада…