Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего)

Тогда я еще не понимал всего трагизма этого свидания. Пимен Емельянович, известный хлебороб, который, как и миллионы ему подобных, своим трудом кормил гигантское государство — Россию, здесь, сторожем, да еще хвалится, что он живой. Какая гримаса истории! Он не живой, он — мертвый, потому что его лишили того, с чем он свыкся сызмальства — земли! В его лице со мной говорили миллионы сосланных, замученных былых хозяев России, людей, которые могли принести колоссальную пользу молодому государству — Советам. С нашей первой встречи прошло шестнадцать лет. И каких лет! А сейчас…

Умный, талантливый хозяин, о чем гласили грамоты, которые я увидел на стенах его хаты, выданные не кем-нибудь, а советской властью, — еще в полной силе, буквально чудом оставшийся в живых, после ссылки сидит и ерничает передо мной. И это вместо того, чтобы, помогая советской власти и не упуская собственной выгоды, ворочать своим хозяйством, а то и многими другими. Сторож! И это еще счастливая доля. Он — жив!

Ах, наши предки! Населяя эти края, в густых чащобах, думали ли они, что любые испытания, которым они подвергались за многие поколения — ничто по сравнению с тем, что их будет ожидать…

Смерть, и даже не только личная, а смерть всего крестьянского класса, основы основ и на сегодняшний день и на будущие времена…

Сигеевские Ромул и Рем. Великая пря

Деревня, прозвищем Сигеевка, поначалу была крошечным селением из нескольких хат, затерявшихся среди огромных лесов, непроходимых болот, на границе земель, которые в 1634 году Польша была вынуждена вернуть России… Когда-то это было владением кривичей, большого славянского племени. Старики передавали предание о том времени, когда совсем рядом с Сигеевкой был кордон, и те, кто посмелее, ходили в Россию за дешевой водкой.

Наше поселение своим началом обязано двум людям, своеобразным Ромулу и Рему этого лесного захолустья, которых, по преданию, звали Симук и Серяк. Прозвище «Серяк» в объяснениях не нуждается, «Симук» же, насколько мне известно, сколько-нибудь связному ономастическому анализу не поддается. Недаром именно в таком написании эта фамилия чрезвычайно редка [36].

Симук, как гласит легенда, был мужик башковитый, занимался пчеловодством и что-то знал, «ведал», как говорят в народе. Серяк брал телесной силой. Идеальное сочетание! Местный эпос сохранил любопытную деталь: Серяк никогда не точил своего топора, — наоборот, он даже нарочно затупливал его, ибо, если верить легенде, наточенный топор в руках богатыря вонзался в дерево с такой силой, что вытащить его даже он был не в состоянии.

Предполагаю, что наши Ромул и Рем поселились в тех дебрях после великой смуты, связанной с последствиями неумной административной деятельности царя Ивана Васильевича, которая закончилась, как известно, чередой разных Димитриев, польским нашествием и в итоге — общим разорением. Оба они — и Симук и Серяк, похоже, были беглые холопы какого-то боярина, использовавшие ситуацию, чтобы зажить дикой, но свободной жизнью, без панов. Но — увы! Постепенно паны объявились и здесь. Фамилии местных помещиков явно указывают на их полупольское, полуукраинское происхождение: Кулябко-Корецкие, Барановские, Крыжановские, Соловецкие… Все они прочно осели в наших местах. Но рабство не выветрило из наших селян чувство собственного достоинства.

Не знаю, как получилось, но первые жители нашей Сигеевки основали свое поселение так, что одним своим концом деревня оказалась почти вплотную притиснутой к границам соседствующей с нами Черниговской губернии. В общем, как говорится, куренка некуда выпустить.

Земля, расположенная совсем рядом с нами, принадлежала крупной помещице Черниговской губернии, чья резиденция находилась в восьми верстах от нас в селе Душатин.

Наши деды, ища выход из положения, решили купить этот участок земли, десятин в шестьдесят, чтоб, как говорится, прикрыть зады, уж больно невыносимо было жить впритык к чужому владению.

Владелица, гордая старуха, полная еще воспоминаний о дореформенной эпохе, и слышать не хотела ни о какой продаже. Тогда ее дочь, более склонная к финансовым операциям, предложила: давайте заключим с вами соглашение — вы вступаете во владение землей после смерти моей матери — согласны? Наши мужички поскребли в затылке, прикинули: помещице и впрямь осталось жить не Бог знает сколь, и согласились. Уплатили денежки и стали поджидать кончины старухи.