Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего)

Рассказывали, как одному уголовнику сократили срок, его отпускали уже без конвоя — и вот он проиграл целую палатку, большую армейскую палатку — место обитания двадцати пяти человек, рабочих совхоза. И он ночью на своем тракторе С-80 разогнался и пошел давить гусеницами спящих в ней — вдоль и поперек. И угробил всех, двадцать пять человек. Ярость народа была так велика, что заседание суда пришлось проводить на месте. Изверга приговорили к расстрелу, да еще заставили копать себе могилу. Он вырыл небольшое углубление и сказал: «улягусь!» Милиционера, который должен был выполнить приговор, напоили. Иначе он отказывался. Потом взял себя в руки, скомандовал: «Встань спиной!» — «И так буду хорош!» — ответил бандит. Милиционер выстрелил ему прямо в лоб. Почти суд Линча! Но ведь и преступление ужасно по своей жестокости и бессмысленности.

На целине было много интересных встреч, знакомств, разговоров. Я все записывал в блокнот. Когда уезжал с целины, в вагоне ехало семейство из Калининской области. Муж — шофер, жена — ткачиха, работала на почте. Отработав на целине пять лет, они возвращались к себе домой. В одном из наших разговоров этот шофер сказал мне:

— Мы же все время находимся на военном положении! Все время!

Точные слова. Действительно, все инструкции, указания, распоряжения, исходящие от высшего руководства и противные здравому смыслу, хозяйственному расчету, были продиктованы этим взглядом на мир через оружейный прицел.

Я также познакомился с четой инженеров. В конце вагона помещались их дети, двое юношей и девушка. И родители рассказали мне, что дочь им не родная, они взяли ее совсем маленькой из детдома. Время было военное, да и репрессии Сталина так перемешали население, что трудно было разобрать — кто она, откуда. И вот недавно они получили письмо. Писал человек тридцати лет, рабочий, он одинок, родители погибли на войне. Он знал, что у него где-то осталась сестра. По наведенным справкам выяснилось, что девочка взята как раз четой этих инженеров. Он умолял их помочь ему обрести единственного близкого человека — сестру. Это письмо заставило их крепко задуматься. Девушка считает себя их дочерью, а тут такая ломка, тем более что этот отыскавшийся брат простой рабочий. Мать, после размышлений, написала ему письмо, предложила этому человеку приехать к ним, как дальнего родственника, ничего не говоря дочери. Пусть он побудет у них некоторое время, присмотрится и только потом откроет свои карты. На том и порешили.

Он приехал, оказался хорошим парнем, малообразованным, но симпатичным. Родители всячески старались ввести его в круг общения своих детей, но старания потерпели неудачу. Девушка стала им говорить: — кто этот человек? Он другой, он неинтересен ей. И юноши тоже ее в этом поддерживали. В общем, по прошествии некоторого времени этот брат сказал родителям:

— Пусть она ничего не знает. Я уезжаю. Наверное, жизни наши слишком разные.

И он уехал, так и не открывшись своей сестре.

Таджикистан

Расскажу о своем знакомстве со Средней Азией, в частности с Таджикистаном. Не помню, сколько раз я туда ездил на семинары, похоже, раза четыре.

Остановлюсь на первом впечатлении, когда я там побывал в 1971 году. В Душанбе участников семинара решили разместить на даче Совета Министров. Везли через весь город — сперва европейского типа, потом пошли одноэтажные мазанки, сады, очевидно, остатки старого Душанбе. При въезде на дачу — целый милицейский пост. После расселения я пошел бродить по прекрасному парку, окружавшему постройки, то, что называлось дачей. Могучие платаны, ореховые деревья обрамляли тенистые аллеи. На открытых местах цвели великолепные розы. В общем, было впечатление, будто я нахожусь в садах Шахерезады. Пройдя дальше, я увидел небольшой водоем со ступенями, уходящими в воду. Над водоемом раскинулся огромный платан. Справа и слева от платана стояли два совершенно одинаковых домика. Я пошел еще дальше. На самом краю парка возвышался дворец. И любопытно, что кроме садовника я не встретил в саду ни одного человека. Я поднялся по ступеням ко входу. Попробовал дверь — открывается. Я вошел в зал. Воздушная, сказочно прекрасная лестница приглашала подняться на второй этаж. И нигде ни души. Я поднялся, с робостью пошел по коридору. Одна дверь была приоткрыта. Я заглянул туда. Спальня падишаха! Роскошная кровать манила отдохнуть. Даже одеяло было гостеприимно отвернуто. И никаких запоров, никаких караулов. Полный еще страха сталинских времен я поспешил вон. Потом уже мне объяснили, что два домика около водоема были срочно поставлены для Хрущева и Булганина, когда они в 1956 году возвращались из Индии, а дворец был построен позже уже для одного Хрущева. После отстранения Хрущева дворец так и стоял — пустой и неприкосновенный.