Происходящее Любу измотало. После того, как все нарывы вскрылись, после того, как жизнь снова вернулась в ее тело, она просто уснула. Ставр только вышел на минуту из комнаты, чтобы принести ей воды, а когда вернулся, Люба уже сопела, уткнувшись носом в обивку дивана. Он сел рядом. Провел осторожно по коротко стриженым волосам. Люба переживала, что ему может не понравиться ее стрижка, а ему плевать было на то, что у нее на голове. Хоть лысая. Лишь бы только живая. И здоровая. Здесь, рядом с ним, в это самое мгновение. Ставр мог часами любоваться на то, как она спит. Он мог часами тайком разглядывать ее внешность, каждый раз отыскивая что-то новое в, казалось бы, давно изученных чертах. Любины ресницы затрепетали, она открыла сонные, затуманенные глаза. Серые, красивые…
— Привет… Я уснула?
— Угу. — Ставр провел большим пальцем по нежной щеке. — Ты что-то вспотела. Жарко?
— Немного. Хочется в душ.
— Хорошо. Только не мочи места ожогов.
— Я помню. — Люба улыбнулась. Без настороженности и натянутости, которые так нервировали мужчину в последние дни. Открыто. Счастливо. Доверчиво.
Она вообще пребывала в эйфории. Стоя под мощными струями душа, Люба едва не подпрыгивала. Весь случившийся в прошлом ужас забылся, выветрился из памяти, будто бы и не с нею происходил. Все переживания отошли на второй план. Им не было места в её переполненном счастьем сознании. Она любима! Она свободна! Она жива! Быстро ополоснувшись, женщина выскочила из ванной. Вытираться ей было некогда — только и того, что успела обмотаться полотенцем. Вода капала с волос, ручейками стекала по груди и голым ногам, образуя на деревянном полу маленькие лужицы. Ставр не ожидал, что она справится так быстро. Он, видимо, хотел к ней присоединиться, но почему-то долго не мог решиться. По крайней мере, сейчас Ставр стоял без рубашки и с расстёгнутым ремнем. Люба остановилась, замерла, поймав его удивленный взгляд. Вот точно, не ожидал ее появления. Повел широкими плечами:
— Что? — спросил спокойно, удерживая своим взглядом ее взгляд.
Люба зачарованно покачала головой. Ставр был как будто нереальным в сером свете уходящего дня. По его лицу скользили тени, подчеркивая неглубокие борозды морщин. Женщина не помнила, чтобы они были такими… Сколько же он вынес за эти дни?! Скользнула к нему. Ставр сглотнул, и опустил руки, которые замерли на ремне, в момент Любиного появления. Первое касание — ладонь на щеке. Как обычно, небритой, поросшей густой белесой щетиной. Ей кажется, или она действительно стала белее за эти дни? Любу с головой накрыло чувство вины.
— Нет, Люба… Даже не думай. — Ставр поворачивает лицо и нежно целует лежащую на щеке ладонь. Люба всхлипывает. Она невольно причинила ему столько боли… — Перестань. Я в порядке. Не выспался только. Нам бы уехать в горы… Вдвоем. На пару деньков. С палаткой… Отоспаться в тишине. Все и наладится.
— Хорошо… — Люба запнулась. Провела ладонями по волосам, собираясь с силами. — Я должна извиниться. За себя, за поступки отца и бывшего мужа…
Ставр не дал ей договорить. Обхватил ладонью затылок, запрокинул ее лицо. Люба не смотрела на него во время своего монолога. Ей было жутко стыдно. И за собственную доверчивость, и за действия некогда близких людей.
— Если у человека душа мелкая, как лужа после грибного дождя, в ней видно все — малейшую соринку, и то видно, понимаешь? Другое дело, когда душа — океан. Даже если в нее плюют и гадят — что ему, Океану? — Он больше не сказал ни слова. И она молчала. С ней происходило что-то, совершенно особенное. Сродни возвращению к истокам. Как будто река ее жизни вернулась в точку собственного начала, а потом, стремительно развернувшись, понеслась назад — навстречу ему. Своему океану.
— Ставр… — Люба выдохнула его имя и тут же коснулась губ. Почему-то горьких, но ей было все равно. Руки скользнули по крепкой груди, прошли через шею, обхватили любимое лицо. Кончиками пальцев она ощущала каждую новую метку, которую оставила на его лице тревога о ней. — Ставр…
Шепот прерывался, Люба скользнула губами к шее, беспорядочно целуя. Руки спустились вниз, по рукам, обхватили сильные мужские ладони, поднесли их к губам.
— Люба… — Он пытался помешать ее поклонению. Но она не дала. Поцеловала со всей любовью, со всем благоговением, которое в ней вызывал этот непостижимый человек.
— Люблю тебя.