Чертог

Часть I

1

Дверь открылась.

20 июня 1271 года студент Майлз Грайвер вышел из здания архива, держа под мышкой тонкую тетрадь, лишь часть крупного трактата, который он переписывал уже несколько месяцев. Солнце припекало. От духоты помещения, камиза под тонкой курткой насквозь пропиталась потом. Легкий порыв теплого ветра всколыхнул прядь волос и иссушил влажный лоб. Юноша поправил рукава куртки и аккуратно разгладил края тетради. Едва он спрятал свою ношу под одеждой, как скверного вида попрошайка подскочил вплотную к Грайверу и принялся трясти прогнившей ладонью перед самым его лицом. Морщась от вони бродяги, Майлз попятился и прикрыл глаза. Воспользовавшись этим, нищий с еще большим напором наскочил на студента, почти прижав его к шершавой стене и лишив возможности свободно двигаться. Проведя пару мгновений в замешательстве, юноша вовремя опомнился. Опустив глаза, он увидел костлявые черные пальцы, которые словно лапки паука бегали и ощупывали пояс. В порыве бурлящего гнева, Грайвер сжал кулак и резким движением предплечья, оттолкнул от себя вора. Тот подался назад, на миг утратил опору под ногами и бесформенной массой плюхнулся на булыжник дороги, раскинув в разные стороны конечности. Никого из тех, кто проходил мимо не привлекло произошедшее секундой ранее. С невозмутимым видом люди обходили лежащее тело, а иногда, не замечая его, наступали на запястье или спотыкались о голову. Чертыхаясь, они кривили лица и уходили, не сбавляя шага.

Стряхнув приставшую к куртке пыль, Майлз постоял над попрошайкой и увидел, что тот едва заметно кряхтит. Юноша шмыгнул носом и, переступив через разбросанные ноги, направился вдоль улицы мимо сплошной стены фасадов.

Был полдень. Жаркий день. В городе школяров и студентов всегда шумно и весело. Всегда запах знаний, смешиваясь со смрадом попоек, кружил голову вновь прибывшим и заставлял странствующих школяров задерживаться подольше. Всегда стычки между горожанами и учащимися заканчивались плачевно для обеих сторон конфликта, и виновны тогда были все без исключения. Таковы законы и реалии города-университета. Жить ими приходилось в независимости от желания и статуса.

Ими жил виконт Майлз Грайвер, потомственный дворянин и наследник замка в небольшом графстве на краю королевства. Замка, куда он грезил вернуться с самых первых дней появления в Оксфорде. Ему часто виделись сны. В них знакомые с детства стены и горячо любимые лица нагоняли воспоминания и тоску, с которой юноша не мог бороться. Он отчетливо помнил день, когда покинул родовое гнездо. Мать тогда утирала глаза расшитым цветами платком, отец с прищуром и поджатыми губами смотрел на готовую повозку. Кто-то улыбался, кто-то всем видом выражал безразличие. Повар, по своему обыкновению, ссутулившись, стоял в теньке и с приоткрытым ртом таращился на собравшихся. В тот день солнце светило необычайно ярко и утомляюще. Гнедой мерин топтался на месте, недовольно фыркая, мотая головой и взрывая копытом сухую землю. Рябой конюх со злобой поглядывал на него, но сам от жары не переставал чесать сальные волосы и пыхтеть под нос ругательства.

Майлз ненавидел тот день. Он терпеть не мог тяжелый суконный плащ, подходивший для холодной зимней погоды, но который напялили на него в солнцепек. Он взрывался от мысли, что расстается с прекрасной и беззаботной жизнью, играми и сытной едой, шутками отца и лаской матери. Но больше всего его бесило тогдашнее эмоциональное одиночество.

Глазами ребенка смотрел Майлз на стоявших поодаль людей и понимал, что с его уходом, их жизнь ничуть не измениться. Они так и продолжат вставать по утрам, с легким сердцем проживать день и ложиться спать. Они будут стареть, покрываться морщинами и сединой, но делать это в спокойствии и умиротворении. Оставалось лишь молча завидовать им.

Толстый мужик жестом указал на повозку. Майлз залез на нее и устроился рядом со своим тюком. Мужик лениво сел за вожжи и хлестанул коня. Тот заржал, и телега с толчком тронулась, протяжно заскрипев осью. Юноша оглянулся и увидел, как родные люди начали расходиться по своим делам. Оставалась стоять только матушка, опустив голову и уткнувшись носом в тяжелый от слез платок. Седовласый старик подошел к ней и принялся что-то говорить, положив руку на плечо. В конце концов, они исчезли в дверях.

Все ушли. Остался только Майлз да напевающий неприличные песенки возничий. Высокие башни еще долго чернели на фоне голубого неба. Повозка свернула, и башни растворились, пронизанные ослепительным светом золотого диска.