Черт его знает...

– С портретами сложно, – сказал доктор. – Моррисоны принадлежали к кальвинистской церкви и свято блюли обычаи. Отвергали прижизненные изображения и даже портреты на могильных плитах не одобряли. Но одну небольшую скульптуру мне хотелось бы тебе показать, Элли.

Дональд дернулся было недовольно, но, встретившись взглядом с отцом, кивнул. И даже улыбнулся.

– Действуй, папуля. А я пока организую коньяк, идет?

Казалось бы, вполне невинный предлог, чтобы не идти вместе с ними, но Элли сразу поняла, кого сейчас увидит. И потому не удивилась, когда доктор провел ее в симпатичную маленькую гостиную, где она еще не была, и остановился у резной этажерки.

Скульптурная женская головка на высоком пьедестале, задрапированном сочного цвета атласом, дышала тихим покоем и очарованием. Элли не узнала материал, из которого была сделана скульптура. Более мягкого оттенка, чем бронза, бледно-золотистая поверхность придавала смеющемуся женскому лицу теплоту и нежность и как нельзя лучше повторяла естественный цвет волос, стянутых в тугой пучок над изящной, длинной шеей. Женщину нельзя было назвать красивой, но скульптор уловил живость и искренность характера, доверчивый и чуть смешливый взгляд...

– Хороша, – тихонько сказала Элли. – Очень хороша.

– Тед подарил. Полгода назад. Как-то прихожу домой, а скульптура уже здесь... Он по памяти работал... ну и еще пара снимков осталась... Экспериментировал с разными материалами, пока вот этот не нашел. Бронза, как он сказал, тяжеловата, а мрамор слишком холодный... Тед кого угодно может вывести из себя, я знаю, но не позволю сказать о нем ни единого плохого слова. – Доктор заговорил громче, спокойнее: – Вот, Элли, видишь – Дональд пошел в мать. Разумеется, я не согласен с его безумной теорией...

– Я тоже. И если честно, мне кажется, что волноваться-то не о чем. Меня мучит любопытство, и только.

Дональд тем временем успел накрыть журнальный столик и приготовить напитки. От коньяка Элли отказалась, а вторая чашка кофе пришлась очень кстати. За болтовней о том о сем пролетел еще час. Несмотря на всю свою показную храбрость, возвращаться домой Элли ох как не хотелось... Но доктор то и дело безуспешно пытался подавить зевоту, так что пришлось прощаться.

– Ты точно не хочешь остаться, детка?

– Точно-точно. Телефон у меня в спальне под рукой. Случись что – сразу же позвоню.

– Обещаешь? Дональд тебя проводит. И не думай даже! Я настаиваю. Пусть обойдет дом, все как следует проверит.

Ночь была теплой и липковато-душной; летние звезды едва мерцали сквозь висящее над землей марево. Скорчившись на сиденье, Дональд дремал весь обратный путь. Он не произнес ни слова до тех пор, пока Элли не затормозила у дома тетушки Кейт.

– Вот это я понимаю – иллюминация! – мгновенно проснувшись, съязвил он. – Хоть одна лампочка осталась не включенной? Как не стыдно, радость моя, а еще говорила, что ничего не боишься!

– Я пожалуюсь доктору, что ты не принимаешь всерьез нависшую надо мной опасность, – ледяным тоном пообещала Элли.

Дональд тут же пошел на попятную, уткнулся лицом в ладони и в отчаянии замотал головой:

– Не-ет, только не это! Не будь жестокой, радость моя! Чтобы такое милое, прелестное создание – и наябедничало на меня старику отцу! Нет, нет и еще раз нет!

– Бездарность! – скорчила гримасу Элли.

– Ошибаешься! Перед тобой – звезда Общества актеров-любителей Южного Бертона! – Дональд горделиво расправил плечи и вскинул голову.

– Бурные аплодисменты. А интересно, как ты намерен добираться домой, когда доиграешь свою героическую роль до конца?

– Опять ошибочка вышла. Я специализируюсь на злодеях. Пришлось, правда, потрудиться, чтобы заполучить роль Ричарда III. Уж слишком я красив, вот в чем беда... Интересуешься, как я доберусь до дома? Лесом, ясное дело, лесом, радость моя. Тут всего-то полмили, не больше.

– Скатертью дорожка, – злорадно отозвалась Элли.

Она ни за что не призналась бы вслух, но вернуться в дом без Дональда ей было бы жутковато. А ведь дом не был ни зловеще пустым, ни угрожающе безмолвным; едва входная дверь открылась, как на Элли и Дональда накатила пушистая волна. Четвероногая орава всех мастей лаяла, мяукала – короче, жаловалась. Дональд одним ловким, натренированным движением вытянул ногу и подцепил рыжего Амвросия, явно нацелившегося юркнуть во двор.

– Этот номер у тебя больше не пройдет, дубина ты стоеросовая. Сколько можно повторять!

Здоровенный котяра демонстративно уселся к нему спиной; с тыла громадный енотовый кот смахивал на пушистый коврик неправдоподобно дикой расцветки.

Элли и Дональд начали обход дома в сопровождении истосковавшейся по обществу компании, но мало-помалу то одно четвероногое создание, то другое отставало от процессии, сообразив, по-видимому, что ничего интересненького не предвидится. Судя по всему, большинство решило дождаться конца спектакля на кухне, поближе к холодильнику. И только Уильям упорно следовал по пятам за Элли и Дональдом. Сенбернар не проявлял ни малейшего беспокойства.