Полицейская ветровка колыхалась на худеньком теле Ставрос. Брючный костюм, который выглядывал из-под нее — был дешевый, черный и слишком велик. Она была почти метр восемьдесят ростом в своих огромных и уродливых ботинках из дубленой черной кожей. Если бы она была одета получше, я могла бы подумать, что она профессиональная модель, только слишком худощавая для своей костной структуры из-за постоянных диет, так, что она выглядела голодной. И словно эти диеты лишили ее всех округлостей, так что она выглядела как мужик. Ее прямые темные волосы были собраны в хвост. Некоторые женщины на такой работе пытаются одеваться как мужчины, походить на мужчин, претворяясь, что они не женщины. Я не встречала ни одной женщины, которая продержалась бы на работе детектива достаточно долго, чтобы обзавестись бронежилетом. Может она была новоиспеченным детективом; иногда это снова может вызвать старые проблемы. Но дело было не только в мужской одежде — она сама была неряшливой, как будто только что встала с кровати и по ошибке одела, чье-то шмотье. Ей все было не по размеру, словно она была не в своей шкуре.
Но держала свой пистолет, как будто знала, что делала и следя за тьмой и прикрывала своего напарника. Она ничего такого не сделала, чтобы заставило меня думать о ней хуже, «ну кроме чрезмерной покупки мужских вещей, но кто я такая, чтобы придираться? Но в ней все-таки что-то было свербящее, как будто ей всегда чего-то недоставало. Недоставало еды, любви, ценностей». Над ней темным облаком клубилась атмосфера изнуренной усталости и осторожности. Это было интересное сочетание — десятилетней усталости копа с неврозом, который к тому времени должен был бы уже пройти, как, если бы она уже все повидала, но вместо того чтобы заскучать — она испугалась.
Эдуард ушел вперед со строевыми войсками, потому, что мы хотели, чтобы один из нас был с группой; кроме того, моя правая рука не так хорошо слушалась. Моя правая рука, ведущая в стрельбе, дергалась так сильно от чрезвычайно быстрого заживления, что я не могла использовать ее для стрельбы. Такие моменты, как эти, и послужили причиной, того, что я практиковалась делать все левой рукой. Левой у меня все получалось не так, как правой, но все же — лучше, чем просто «хорошо», и это мне только на руку. Я забыла, насколько сильной бывает боль, когда мышцы борются друг с другом, как если бы моя рука воевала сама с собой. Небольшой секс препятствовал бы этому, но я была упрямой, да, и к тому же, вмешался красный тигр Арлекина, но я никогда не должна была бросать кормиться в течение многих дней. Это было глупо, но в Сиэтле пока не было никого, чтобы меня покормить. «Ладно, никого, на ком бы я хотела кормиться». Это была плата за мое правило «никаких незнакомцев». Моя рука так сильно дергалась, что больше не могла держать MP 5 в положении для стрельбы.
— Что с твоей рукой? — спросила она.
— Я исцеляюсь быстрее, чем мускулы успевают встать как надо.
Она взглянула на меня с сомнением. Уже было, достаточно предрассветных лучей, чтобы я разглядела выражение ее лица.
Лоренцо сказал: — Ты ранена сильнее, чем делаешь вид, Блейк.
Я пожала плечами и просто сосредоточилась на дыхании — из-за боли в руке мне приходилось постоянно бороться с собой.
Рэборн, бродящий позади нас среди деревьев, сказал: — Их здесь нет, Блейк.
— Скорее всего, нет, — согласилась я.
Он положил винтовку на плечо, так что дуло было направлено на небо.
— Такое подергивание означает, что у тебя повреждены нервы. Тебе нужно поехать в больницу, когда они заберут Ньюмэна.
— Ты извел Ньюмэна, что он отключился, но меня отправляешь в больницу? Зачем, чтобы потом сказать «Посмотрите, она же просто слабачка?»
Я наблюдала за холодным выражением лица Рэборна в свете зари, но не смогла его расшифровать. Он смотрел на мою руку. Она вздрагивала в непрерывном танце мышц. Боль была душераздирающей, и только гордость не давала мне поскуливать и разреветься.
— Я не знал, что тебе так больно, Блейк.
— Ты не спрашивал, — сказала я.
— «Скорая» уже почти на подъезде, поезжай с Ньюмэном в больницу. Никто не подумает о тебе плохо.
— Я же тебе сказала Рэборн, мне все равно, что ты обо мне думаешь.
Теперь я смогла прочитать по его взгляду — он был зол. — Ты просто не уступишь и дюйма, не так ли?
Эдуард подошел сзади к Рэборну и сказал: — Это не лучшее ее качество.
Рэборн передвинулся так, чтобы видеть всех нас: — Она бы больше преуспела, если бы была более гибкой.
Эдуард кивнул, улыбаясь Тэдовской улыбкой, приподняв шляпу со лба, его Р 90 был направлен в землю. — Могла бы, если была бы более гибкой, но она скорее будет кричать от боли, вместо того что бы обследовать лес выполняя свою работу.
Рэборн казалось, на секунду задумался о чем-то, а потом просто покачал головой: — Все вы старые охотники — упрямые ублюдки.
Я улыбнулась на это. Рэборн старше меня, по крайней мере — на несколько десятилетий, но я старый охотник. Затем мышцы попытались скрутиться в узел, и меня прострелила боль, ослепляя, и прошибая в пот.
— Ты только что побледнела, — сказала Ставрос.