Турнир оказался жарким. Известные воины, принимавшие в нём участие, вовсю демонстрировали своё умение владеть оружием, невзирая на лица и титулы соперников. Эдуард Вудстокский никому не уступал ни в доблести, ни в рыцарском искусстве. Он наносил удары и принимал их — в результате доспех его коня был так сильно повреждён, что потребовал немедленного ремонта. В Лондон был спешно отправлен гонец: «Приказ сэру Питеру де Лейси, клерку и генеральному казначею принца в Лондоне, или же его заместителю. Со всей возможной поспешностью и в соответствии с инструкциями, данными кузнецом принца Роджером, обеспечить доставку четырёх [доспешных] частей, которые принц приобрёл для своих дестриэ для последующих турниров. Доставить их Роджеру, как только они будут изготовлены»30.
Впрочем, принц мог бы и не торопиться, поскольку следующего турнира ему пришлось дожидаться больше года. По странной прихоти короля на этот период рыцарские состязания оказались под запретом в Йоркшире, Лондоне, Херефорде и Хантингдоне. Подобная строгая мера в Англии не была чем-то из ряда вон выходящим, но обычно её вводили в смутные времена. Так, очень часто проведение турниров запрещал Эдуард II, опасавшийся заговоров со стороны собственных баронов. Почему к подобным ограничениям прибег Эдуард III, совершенно непонятно — шла вялотекущая война с Францией, и правитель по идее должен был наоборот поощрять воинские игры у всех сословий королевства.
Начало 1354 года Эдуард Вудстокский провёл в Беркемстеде. Здесь он неожиданно для себя получил письмо от Шарля Злого, короля Наварры, с которым до тех пор не поддерживал никаких контактов. Собственно, тайные мотивы Шарля принц понял, ещё не дочитав до конца послание — тот крайне нуждался в поддержке Эдуарда III. Наваррец принимал непосредственное участие в убийстве Карлоса де ла Серда и, естественно, опасался мести как со стороны сторонников покойного коннетабля, так и со стороны Жана II Доброго, короля Франции, любимцем которого был испанец. Шарль весьма самонадеянно просил английского короля срочно отправить латников и лучников в крепость Кале и замок Гин, чтобы они были готовы по первому зову прийти к нему на помощь. Король Наварры не был уверен в том, что сможет убедить Эдуарда III в целесообразности таких действий, и счёл нелишним отправить одновременно второе письмо — наследнику престола. Вероятно, он надеялся, что если английский король будет колебаться, то его воинственный сын однозначно выступит за обострение отношений с Францией. Однако пронырливый политикан просчитался — оба Эдуарда одинаково скептически отнеслись к его предложениям, и никаких войск на континент послано не было.
В марте принц вновь направился в Соннинг — без особой цели, просто потому, что ему нравился этот старинный городок. Сделав порядочный крюк, 28 апреля он добрался до Вестминстера, где заседал Парламент. Слушая краем уха, как лорды зачитывают свои бесконечные петиции, Эдуард Вудстокский обдумывал новый план. Очевидный успех миссии в Чешире натолкнул его на мысль навести таким же образом порядок в Корнуолле. Не откладывая дела в долгий ящик, принц в мае послал туда гонца с приказом отремонтировать дома, где он собирался остановиться сам и разместить свиту.
Эдуард планировал отбыть в путешествие в начале июля, но смог выбраться из столицы только во второй половине месяца — как и в Чешир годом ранее, что было воспринято им как доброе предзнаменование. В конце июля принц был в Глостере, 11 августа миновал городок Чадли в Девоне и спустя семь дней въехал в Лонстон. На мосту через реку Тамар в двух с половиной километрах от города его встретил Джон Келлигрей, облачённый в церемониальный серый плащ. Этот дворянин держал от него земли, за что нёс особую повинность. В обязанности Келлигрея входило сопровождение герцога Корнуоллского в течение сорока дней повсюду, даже по самым отдалённым уголкам, всякий раз, когда тому взбрело бы в голову посетить Корнуолл.
Вернуть герцогство в русло законности и порядка оказалось куда более сложной задачей, чем справиться с мошенниками и лиходеями в Чешире. Принцу пришлось применять закон по всей строгости против тех, кто самовольно охотился в его парках, безбоязненно грабил в гаванях стоящие на якоре корабли или уклонялся от выплат налога на олово. Последние особенно беспокоили Эдуарда: львиная доля доходов поступала именно от оловянных рудников или торговли оловянными изделиями, так как в остальном Корнуолл был относительно бедным уголком Англии. Кое-что дополнительно приносили портовые сборы, но вот сельское хозяйство не давало практически ничего.