- Да, начинать нелегко. Но после всего, что произошло, ведь и продолжать нелегко, - возразил он. - Вы вот боитесь парикмахерской. А вам не случалось жалеть о той девушке, что превратилась в Шахиню? Ручаюсь, парикмахерша была веселей.
"Гм... отдает резонерством, однако самое простое назидание сейчас сгодится. Тем более что исходит не от меня одного. Мои погоны удачнейшим образом прикрыты авторитетом матери, которая твердила о том же".
- Раньше думалось, вы на месте рядом с Шаховым. Но мне говорят: Леночка возилась с больным сыном соседки, Леночку все любили, Леночка то, Леночка другое... Скажите, до замужества вы понимали, что собой представляет Шахов? Вы пошли бы за него, если б знали?
Шахиня пожала плечами.
"Да пошла бы, о чем толк. Совершенно риторический вопрос. Она шла замуж с открытыми глазами. Небось, экономила на одеколоне и платила ежемесячные подати заведующей. Феодальные поборы в так называемой сфере обслуживания - не секрет. Как тут могут относиться к дельцам типа Шахова? Удачливый человек, набит деньгами. И вполне известно, откуда они. Она и дальше согласна жить с вором, моля только бога, чтобы он не сделался убийцей. А может быть, и не согласна, не пойму".
Знаменский поднялся и сел на свой законный стул.
- Елена Романовна, чего вы от меня хотите?
Удачный поворот, Знаменский был собою доволен.
- Я - от вас?! - поразилась она.
- Конечно. Ведь именно вы обратились ко мне, хотя и анонимно.
- По-моему, вы прекрасно понимаете, - сказала она немного погодя.
- Любой ценой узнать правду о муже?
Шахиня кивнула.
"До чего элементарная разгадка, а я-то городил в уме невесть что!"
- Так помогите нам ее узнать!
- А если все это бред?
- Бред нами во внимание не принимается. А помочь может любое слово.
До сих пор ее воззвания к следствию были как бы абстрактны. Теперь предлагают прямое фискальство. Поневоле заколеблешься.
- Скажу честно - я почти уверен, что Шутиков жив. Но не радуйтесь прежде времени. Не знаю, чем он мешал вашему мужу раньше, но после суда живой Шутиков для него - зарез. И то, чего вы опасаетесь, может произойти завтра, сегодня, каждый миг!
"Опять помолчим, подождем", - он смотрел на ее руки. Пальцы трепетали, разжимались, и вот она чуть не выронила сумочку. Расслабилась. Сдалась.
- Но если вы потом сошлетесь на мои слова, если какую-нибудь очную ставку - я откажусь!
- Ясно.
Теперь она глядела мимо, на подоконник, где растопырилась эуфорбия спленденс - эуфорбия великолепная: переплетение колючих ветвей с алыми цветками - точно капли крови на терновом венце. Дома за шипы цеплялась штора, и потому "великолепная" перекочевала сюда, в кабинет. В ней смешивались красота и жестокость - нечто средневековое. Кажется, Шахиня черпала мужество в этом энергичном растении и обращалась к нему:
- Накануне арестов... все сидели на террасе. Мы тогда жили на даче. Шутиков приехал прямо от ревизора, очень не в себе... Он хотел идти с повинной... На него кричали, на кухне было слышно. Потом там утихли, я понесла им выпить и закусить. Получилось случайно, потому что я не сразу вошла... остановилась в коридоре, чтобы состроить улыбку... я их не любила - этот Преображенский, Волков...
Она задохнулась. Знаменский не торопил.
- Все были на террасе, а рядом в комнате муж... он разговаривал о Шутикове. Слышу: "Другого выхода нет. Даже времени нет. Придется его убрать".
- Кому он это говорил?
- Не знаю... Мне стало плохо, я пошла обратно на кухню... вызвали врача.
- Шахову известно, что вы слышали?
- Нет. Потом его арестовали.
Не собиралась она разводиться. Носила в Бутырку вкусности с рынка. Но вот поди ж ты - в каком-то коридорчике души полузабытая совесть брала свое.
- А как удалось вытащить его из дела?
- Понятия не имею.
- Даже не подозреваете, кто мог это организовать?
Последние колебания - и:
- Один раз мелькнуло прозвище Черный Маклер.
- Туманно... Шахов не догадывается о ваших подозрениях? Будьте осторожны. Если он способен ликвидировать Шутикова, то...
Шахиня резко встала и выпрямилась с оскорбленным видом, к ней мигом вернулась ее величавость.
- Меня?!
"Я пал в ее глазах: ляпнул сущую нелепицу, ведь муж ее обожает".
- Вы все-таки поостерегитесь. На всякий случай - мой телефон.
Она не взяла...
Ну и что мы имеем? Моральную победу, а еще? Он набрал внутренний номер.
- Иван Тимофеич, Знаменский приветствует. Вам говорит что-нибудь кличка Черный Маклер?
Этот старик числится при архиве и служит живым справочником. Дивный старик!
Беседы о Черном Маклере увлекли Знаменского и Ивана Тимофеевича на много десятилетий назад. После работы они застревали в маленькой комнатке (тоже с диваном) и при свете настольной лампы ворошили и ворошили былое. Рекордный срок прослужил Иван Тимофеевич в угрозыске - сорок пять лет. Болел дважды один раз до войны, другой раз после, оба раза из-за ранений при задержании. Был неопределимого возраста, сухощав и незапоминаем - идеальное свойство для оперативника.