— Тогда я перережу тебе глотку и оставлю здесь — к стыду своему, поскольку уже влез в слишком большие неприятности. Та дрянь, которой я намазал твои раны, очень дорого стоит, и я не стал бы попусту тратить ее на тебя, если бы знал, что мне предстоит прикончить тебя всего лишь несколько часов спустя. Но это меня не остановит. Ты — обуза, расходы и опасность, и я, наверное, не должен был останавливать Хакима, но, поскольку сделал это, могу с тем же успехом сам довести дело до конца. Тебе решать. Хочешь умереть прямо сейчас и покончить с этим? Или предпочтешь вернуться к своей семье и нормальной жизни?
Бастьен так по-деловому говорил о жизни и смерти, что у Хлои не возникло ни малейшего сомнения в том, что он в точности выполнит свои обещания. Она смогла лишь заглянуть в его темные пустые глаза.
— Как я могу поверить, что ты сможешь меня защитить?
— Никак. В этой жизни никто никому ничего не гарантирует. Ты определенно получишь больше шансов, если будешь со мной, а не сама по себе. Но если я потерплю неудачу, могу обещать тебе, что сам убью тебя, прежде чем ты попадешь и руки кого-нибудь хуже Хакима. Я же сделаю это быстро и безболезненно.
Хлоя проглотила комок в горле.
— Бывает кто-то хуже Хакима?
— На самом деле лучшими специалистами по пыткам и допросам обычно бывают женщины. Ничего удивительного в этом нет.
Она уставилась на него во тьме:
— Черт возьми, да кто ты такой?
Его холодная усмешка мало обнадеживала.
— Ты больше не считаешь меня торговцем оружием из Марселя? Помнится, ты довольно долго в это верила.
— Так кто же ты? Бастьен Туссен — это настоящее твое имя?
— Я что, кажусь тебе праведником? А, Хлоя? Незачем тебе знать, кто я на самом деле. Достаточно сказать, что я участвую в международной операции, о которой знает всего лишь несколько человек, но лучше бы и они не знали. Просто молчи и делай, что я говорю.
Она смотрела на него, а в желудке ее стоял холодный болезненный ком.
— Ты можешь сказать мне одну вещь? Ты на стороне хороших парней или плохих?
— Поверь мне, — утомленно ответил он, — особой разницы между ними нет. Нам нужно выбраться отсюда до рассвета. Выпутывайся из этого своего сексуального наряда и надень что-нибудь нормальное. Только американцы умудряются засыпать в таком снаряжении.
Она посмотрела на свою ночную сорочку из мягкой фланели.
— Мне что, надо было надеть кружевное неглиже, когда я замерзла до полусмерти? Ты насмотрелся дрянных фильмов.
— Я не смотрю никаких фильмов.
Хлоя сползла с матраса, стараясь держаться как можно дальше от Бастьена. Это не имело смысла — он, похоже, вообще не собирался ее касаться. Она держала свою одежду в ящике у окна. Поднявшись с пола, она вытащила оттуда чистое белье, джинсы и теплую рубашку. Она направилась было к ванной, но ее остановил его голос:
— Куда это ты?
— В ванную. Я собираюсь пописать, а потом я собираюсь там переодеться, если ты не возражаешь.
— Хлоя, мне неинтересно разглядывать твое голое тело.
Бастьен уже и так это ясно показал, но его спокойное заявление стало последней каплей. Хлоя в гневе швырнула одежду на ближайший стул и рывком стащила через голову ночную рубашку, услышав треск рвущейся ткани. Рубашку она бросила на Бастьена, затем схватила одежду и отправилась в ванную, отсвечивая наготой в лунном сиянии.
В последнюю минуту она сумела остановить себя и не хлопнуть дверью, как ей того ни хотелось. Хотелось все же не настолько, чтобы умирать из-за этого, и уж точно не настолько, чтобы заставить его сорваться с насиженного места на полу и опять ее скрутить. Бастьен не мог бы высказаться яснее: он использовал секс для одной-единственной цели — для сбора информации. Теперь, когда он знает все, что ему требовалось знать, Хлоя ему больше не нужна.
Ей хотелось встать под душ, но это было бы уж слишком. Она воспользовалась туалетом, потом быстро оделась. Ее подстриженные волосы высохли в беспорядке и выглядели лучше, чем она опасалась, но были весьма далеки от голливудских образцов. Впрочем, он ведь не ходит в кино. Да и пусть думает что угодно, это вообще не имеет значения, поскольку она ему неинтересна. И слава богу.
Ей следует исполнять все, что он скажет. Она должна быть тихой, покорной — все, что угодно, лишь бы убраться к чертям поскорее из этой Франции. Она не будет в безопасности, пока не уберется отсюда, но, даже несмотря на те жуткие часы, что провела с Хакимом, она не могла по-настоящему поверить, что над ней нависла такая страшная опасность. Нет, самое важное — убежать как можно дальше от ее таинственного спутника и не опасаться, что он объявится вновь как раз тогда, когда она поверит, что наконец спаслась.
Бастьен поймал рубашку одной рукой, наблюдая, как Хлоя шествует по комнате. Ее тело белело в лунном свете, и он разглядел, что мазь сделала свою работу.
Удивительно, но его почти что разобрал смех. Она выглядела такой оскорбленной и понятия не имела, насколько на самом деле очаровательна. Ему ничего так не хотелось, как сорвать с себя одежду и оказаться вместе с ней под одеялом, забыться в ее теле, во тьме. Он устал. Как же он устал!