Он остановился в маленьком городке на подъезде к столице, не глуша мотор, и зашел в придорожный универсальный магазинчик. Ему повезло: среди прочего там отыскались туфли, по его мнению, подходящего для нее размера, а также диетическая кола и готовые сандвичи, которые по вкусу напоминали картон, но сейчас ему было не до вкусовых тонкостей. Они оба не могли продолжать путь, не поев, хотя он и догадывался, что Хлою придется при этом скрутить и заставить есть через силу. И хотя сцене, мысленно представшей перед ним, нельзя было отказать и своеобразной эротичности, у него и на это не было времени.
Кофе оказался как раз таким, какой он любил, — крепким и сладким, и он вел машину, руля одной рукой, по оживленным утренним улицам Парижа, лавируя среди самоубийственного движения с легкостью маэстро, ныряя и выныривая между грузовиками и такси, точно сидел в седле мотоцикла, и в одном месте даже выскочив на тротуар. Он несся так быстро, что обочины сливались в расплывчатое пятно. Привычные парижские пробки не были для него препятствием, и к тому времени, как благополучно припарковался в подземном гараже отеля, выстроенного в западном стиле, он знал наверняка, что за ним никто не следовал. По крайней мере несколько часов они будут в безопасности.
Это был американский отель, аккуратный, дорогой и ничем не примечательный. Бастьен снимал здесь один из лучших номеров — иногда в качестве укрытия, иногда просто чтобы скоротать время. Насколько он знал, никому не было известно о его существовании, но он знал также, что это ненадолго. Как только его начнут искать, им не составит труда вычислить зарезервированный номер, и на том его везение кончится.
Но на это потребуются часы, а пока он попытает судьбу. Хлою требуется перевязать, отмыть, накормить и прочистить ей мозги настолько, насколько он успеет, не имея под рукой соответствующих лекарственных средств. Он пока не решил, что собирается ей сказать. Не убеждать же ее, что ей все это приснилось: шрамы на руках и обрезанные как попало волосы будут свидетельствовать против него. Ее лицо было бледным, под одним глазом чернел синяк, но избавиться от этого поможет лед.
Он заехал на закрепленную за ним стоянку и заглушил двигатель. Этот уровень гаража в это время пустовал — слишком рано для богатых бездельников, слишком поздно для тружеников. Он может дотащить Хлою до своей комнаты, почти не встретив свидетелей.
Она оцепенело смотрела на него широко открытыми глазами.
Рубашку она стянула на груди, но застегнуть не смогла. Должно быть, ее руки повреждены слишком сильно, если пальцы не сгибаются. Он потянулся было к ней, чтобы застегнуть пуговицы, но она отдернулась, точно он хотел ее ударить.
— Я собираюсь застегнуть твою рубашку, — объяснил Бастьен. — Ты не можешь подняться в отель в таком виде, тем более если не хочешь, чтобы нас заметили.
— Где мы?
— Отель «Маклин». Я держу здесь номер как раз для таких случаев.
— Таких случаев? С тобой такое и раньше случалось?
— Да. — Это была лишь наполовину ложь. Он попадал в переделки, когда его прикрытие оказывалось под угрозой, а невинные люди — в смертельной опасности. И всякий раз в прошлом он спасал свою задницу, оставляя жертвы лежать где лежали, вот только эту одну он не смог оставить.
Ее рубашка спереди была изрезана в лоскуты — должно быть, Хаким снимал ее с помощью ножа. Бастьен перегнулся за сиденье и выхватил свою рубашку, с легкой досадой отметив, что девушка опять от него шарахнулась. Ей бы следовало уже сообразить, что он — наименьшее из зол.
— Надень это, — велел он, — и застегни манжеты. Потом ее не отстирать, но нам не нужно, чтобы весь мир видел Хакимова отметины.
Когда он упомянул это имя, Хлоя вздрогнула.
— Я могу в нее завернуться. Кроме того, люди скорее заметят, что я босиком.
— Я купил тебе туфли, когда останавливался. Ты далеко не убежишь, если будешь босиком или в чужих туфлях. Они там же, в пакете сзади. — Он вытащил ключ, достал из-под переднего сиденья пистолет, два своих паспорта и пачку наличных. Хлоя не сдвинулась с места.
Бастьен выбрался из машины.
— Чем дольше мы тут будем торчать, тем больше опасность, — сказал он. — Переодень рубашку, или я сам тебя переодену.
Ему, конечно, следовало отвернуться, пока она осторожно стаскивала с себя лохмотья, но было не до вежливости. Ее белый лифчик ничем не походил на сексуальные кружева, которые были на ней всего лишь несколько часов назад, и не вызывал эротических ассоциаций. Она неуклюже, болезненно кривясь, влезла в его рубашку, затем с отвращением надела туфли, будто ей подсунули обноски. Он наблюдал за ней, никак не реагируя.
Она медленно пошла за ним к лифту, и он не торопил ее, держался на расстоянии, пока было можно, пока никто не мог увидеть. Тесная кабина лифта пропахла выхлопными газами и чесноком, дверь закрылась, и все время, пока они поднимались наверх, Хлоя смотрела себе под ноги.