Хлоя кивнула, не полагаясь на свой голос. Бастьен был холоден и бесстрастен, как будто не он только что убил человека, как будто не он готовился убивать других. Ей необходимо сейчас немного такого бесстрастия.
Бастьен держал ее за руку, крепко стиснув пальцы, и волок за собой. Она едва за ним поспевала — ее трясло, у нее кружилась голова и подгибались ноги, но просить его о передышке было немыслимо. Если она станет задерживать его, он, вероятно, просто ткнет ей в лицо пистолет.
Спотыкаясь, она тащилась за ним по узкой неосвещенной лестнице, а внизу их ждала морозная декабрьская ночь. Свежий холодный воздух подействовал на нее как удар, и она, потрясенная, все пыталась набрать полные легкие, избавиться от вкуса и запаха крови и огня. Она дышала и не могла надышаться, но вдруг Бастьен толкнул ее к стене, прикрыв своим телом, так что они оба исчезли в тени.
Его тело придавило ее, распласталось по ней, рассеянно отметила она. Он был очень силен — а разве она этого уже не знала? Она могла люто, бешено ненавидеть его, но, если уж речь зашла о спасении, было хорошо, что ее спаситель силен.
Хлоя услышала приглушенное рычание сторожевого пса, а затем короткую команду. Охранники совершали плановый обход, но пока не почувствовали угрозы.
— Мне придется пристрелить их. Не вынуждай меня пристрелить заодно и тебя. — Слова проникли в ее ухо вместе с дыханием, до нее донеслась лишь тень звука, но она кивнула.
Охранники миновали их, но они еще вернутся.
— Просто пообещай мне одно, — прошептала она чуть громче, чем получилось у Бастьена.
Он зажал ей рот ладонью, и она сдержала крик боли.
— Тихо, — прошипел он, и в его голосе уже не было и следа прежнего ленивого очарования.
Она кивнула, и он убрал руку. Охранники к тому времени наполовину преодолели обширное пространство симметричного сада, и, хотя пули могли настичь беглецов, сами люди уже не успевали.
Бастьен оторвался от нее, по-видимому не обратив внимания на то, что его тело так долго прижималось к ее телу.
— Обещать тебе что? — наконец спросил он.
— Не убивай собак.
На мгновение он непонимающе уставился на нее. Потом в его глазах вспыхнула странная искорка, которую в других обстоятельствах и в других глазах она назвала бы весельем. Но речь шла о жизни и смерти, и веселью не было места.
— Постараюсь, — ответил он. — Пошли. — И, схватив ее за руку, пустился бегом.
Глава 10
Ночь потеряла связь с реальностью. Стараниями Хакима окрестности замка хорошо освещались, и им пришлось двигаться перебежками от тени к тени, пересекая широкую полосу газона. Бастьен в своих движениях словно руководствовался сверхъестественным инстинктом, а Хлоя следовала за ним лишь усилием воли, отказываясь думать о том, что видела, о том, что делали с ней. Реальность осталась где-то в другом мире, и, если бы это был голливудский фильм, она бы проснулась сейчас в своей постели, покрытая испариной, в ужасе от пережитого во сне невероятно реального кошмара.
Ей удалось остаться в живых, но это был не сон, это была реальность во всем своем уродстве и ужасе. Она покинула дом, отказалась продолжать семейные традиции, потому что не могла выносить смерть, боль и вид крови. А теперь она покрыта кровью мертвеца.
Бастьен дважды оставлял ее, и она пряталась в тени, оцепенелая, покорная, ожидая, пока он вернется и потащит ее за собой. Его «порше» был припаркован у изгиба дороги, и их финальный рывок истощил последнюю унцию ее энергии. Ему пришлось заталкивать ее на пассажирское сиденье, точно она сама была мертвецом, и она утонула в кожаном кресле, закрыв глаза и ощущая, как тьма заволакивает ее, точно занавес, закрывающий театральную сцену.
Бастьен оказался рядом с ней на водительском сиденье, она услышала, как щелкнула застежка ремня, и ее разобрал смех. Такой заботливый мужчина, он убивает молча и всегда пристегивает ремень безопасности. Он наклонился и пристегнул ее, и от прикосновения его рук она дернулась сильнее, чем от ножа, но заставила себя замереть, не открывая глаз, ища забвения, в котором так отчаянно нуждалась.
Он вел машину быстро, очень быстро по темной безлунной дороге, спасая их жизни, и все же мимоходом включил радио. Звучала песня, бывшая хитом пару лет назад, — ее глаза как два револьвера, она убивает взглядом, она стреляет. Стреляющее, убивающее оружие.
Забвения как не бывало. Она повернула голову и взглянула на него:
— Ты сегодня убил человека.
Он даже не покосился на нее.
— Я сегодня убил двух человек. Ты не видела, как я перерезал горло одному из охранников. Впрочем, я ведь обещал не трогать собак.
Она уставилась на него в ужасе:
— Как ты можешь шутить?
— А когда ты просила меня не убивать собак, это была шутка? Это бы многое упростило, но я решил снизойти к твоим нежным чувствам. — Он прошел поворот, не сбавляя скорости, с мастерством опытного гонщика, уделяя ей лишь четверть своего внимания.
Хлоя не знала, что было хуже: человек вроде Хакима, получающий удовольствие от убийства, или вроде Бастьена, убивающий без всяких чувств.