Черный гусар

Самарканд… Древний и знаменитый город Средней Азии, центр мусульманства, гордый своей воинской славой, пал к нашим ногам без единого выстрела. Во дворце нас ждало невероятное количество трофеев. Самым значимым из них являлся трон Тимура Хромого, так же известного под именем Тамерлана. Трон представлял собой правильно обтесанный кусок белого мрамора с синими прожилками. Именно на нем, со времен Тамерлана, восседали повелители правоверных при восшествии на престол. А ведь когда-то держава Тамерлана занимала гигантские земли от Сирии до Индии. Хромец воевал со всем миром, не раз заставляя униженно склоняться Золотую Орду Чингизидов, а в своих северных походах доходил до Кавказа и Рязанского княжества. И вот теперь история все поставила на свои места. Теперь мы входили в его дворец. Входили как завоеватели. Тимур, наверно, в гробу перевернулся, узнав, как обмельчали потомки его непобедимых батыров, как они разучились воевать и позабыли, что такое смелость и доблесть.

Подполковник Оффенберг командовал громко и четко, с явным удовольствием отдавая приказы. Выполняя его распоряжения, мы осмотрели дворец и заняли его по праву победителей, расставив караулы и по возможности подготовив покои для Кауфмана.

Два дня в город продолжали подходить наши силы, а мы постоянно находились в разъездах, осматривая окрестности. Кауфман решил задержаться и послал эмиру очередное письмо, в котором предлагал мир, но на сей раз добавил новые условия. В частности, самаркандское бекство должно отойти к России.

Со стороны действия Кауфмана казались неторопливыми и даже медлительными, совсем не похожие на стремительные марши Суворова. Но я и не думал его критиковать. В Азии, в сложившихся условиях, он выбрал тактику планомерного и неспешного движения, а не стремительных прорывов.

Жителям гарантировали безопасность. Состоялся большой прием. Старейшины благодарили Кауфмана за благородство и великодушие, обещая внушить народу чувство признательности по отношению к русским. Командующий одарил их халатами. Кашемировые для богатых и хлопковые для тех, кто победнее. Кроме того, Казы-келян получил серебряную медаль.

— О, Ярым-паша[28], дар твой велик, но я не в силах его принять, — седой и плутоватый Казы-келян сконфузился, принялся благодарить и объяснять, что не может взять медаль. — Народ начнет показывать на меня пальцем. Меня назовут отступником от предписаний Корана. Таксыр[29], прикажи лучше отрубить мне голову, но избавь от медали.

В толпе офицеров послышался негромкий смех князя Ухтомского. Кауфман деланно нахмурился.

— Медаль — награда Белого Царя, ее нельзя не принять. Ты сам просил нас прийти в город и взять вас под защиту. Но я разрешаю тебе носить её не на халате, а ближе к сердцу, под одеждой, сохраняя в памяти мою доброту.

— Давай медаль, Ярым-паша, я согласен, — Казы-келян такому решению обрадовался. Человеком он оказался правильным и честным. При мусульманах он каждый раз медаль прятал под халат, но находясь среди русских, обязательно доставал на всеобщее обозрение, начищал и хвастался, что получил ее от самого Белого Царя за неоценимые заслуги.

Жизнь налаживалась. Мир в городе установился так быстро, что уже на следующий день сарты открыли базар и лавки. Более всех нашему прибытию радовались евреи и иранцы — им раньше жилось тяжело, но сейчас они воспрянули духом.

Гусары наконец-то помылись, посетив местную баню. Выложенная мозаикой баня оказалась красивой, чистой и просторной, наполненная горячим паром и запахом душистого мыла. Мраморные колонны поддерживали полукруглый свод, в бассейне тихо плескалась теплая вода. Горячий хаммам посередине главного зала блестел — так его намыли. А банщики натерли нас с таким усердием, что с бани мы буквально выползали, обессиленные, но довольные.

— Если доживу до пенсиона, прикажу построить и у себя такую же диковинку, — поделился Эрнест Костенко, принимая от своего денщика пиалу зеленого чая. Чай оказался великолепным, и мы долго предавались неги, отдыхая и неспешно разговаривая.

— Гусар, который не погиб в тридцать лет — не гусар, а дрянь, — захохотал Тельнов.

— Так было пятьдесят лет назад, — блеснул эрудицией Кузьмин. — Фраза принадлежит одному из наполеоновских генералов.

Командующий издал общий приказ, в котором хвалил войска за преодоленные трудности, за стойкость и одержанную на Зеравшане победу. Состоялось общее награждение. Рядовым чинам раздавали «Георгиев», да и большая часть офицеров получила награды. Одним достались серебряные сабли и шпаги с надписью «за храбрость», другие получили первые ордена, третьи повышения по службе. Мне, Некрасову и всем прочим корнетам и поручикам вручили орден Станислава 3-й степени, хотя ничего особенного лично я не сделал.

Кауфман находился в превосходном настроении и на поощрения не скупился, чему мы были только рады. После чего во дворце установили длинные столы, на которых поставили еду и штофы с водкой. Офицеры пили за здоровье нижних чинов, а те — за офицеров.