Черный гусар

Кауфман требовал от эмира и беков повиновения, но те начали хитрить и тянуть время, каждый день обещая, что вот завтра, обязательно, Музаффар пришлет мирное соглашение. Все было ясно, бухарцы собирали силы вокруг Самарканда. К тому же, как сообщали лазутчики, из Шахрисабса вышел или должен был вот-вот выйти крупный отряд на помощь бухарцам.

Погода стояла отличная. Правда днем порядком донимала жара, но зато прохладные ночи казались сказкой. К тому же, теперь среди разведывательной команды находился и мой верный Архип. А с ним жизнь выглядела куда лучше. Он и палатку мог поставить, и ужин приготовить, и коня почистить, и форму подшить, и вообще, был незаменимым человеком. Понятное дело, я его всячески поддерживал, по-товарищески делил еду и вино, а недавно подарил шикарную шаль, которую тот собирался отослать матери.

Дождавшись, когда к Джизаку подойдут четыре роты 6-го батальона и взвод облегченной батареи, Кауфман приказал выдвигаться дальше.

Как назло, ночью 26 апреля пошел сильнейший дождь со шквальными порывами ветра, а к рассвету вообще налетел ураган. Десяток офицерских палаток сорвало и подняло в воздух. Юрта Кауфмана, в которой генерал-губернатор лишь ночевал, также устремилась в небеса. Люди проснулись и, ругая погоду, принялись торопливо одеваться под холодным проливным дождем.

К семи утра дождь прошел, ураган утих, небо прояснилось. Но потоки промыли дорогу до такой степени, что войско едва двигалось. Обоз, так и вовсе, несколько раз застревал.

— Мы ползем, как вши по мокрому тулупу, — категорически высказался Некрасов.

Выдвигаясь вперед, мы проскакали вдоль строя, везде наблюдая одну и ту же печальную картину. Грязные солдаты ругались и толкали застрявшие телеги. Мне-то, на коне, было легко, а вот пешим бедолагам пришлось как следует пропотеть. Внимание привлекали полевые кухни, находящиеся при Александрийском полку. Я с нетерпением ждал, как они себя покажут и каков будет итоговый вердикт.

Временами дорогу пересекали распухшие от дождя речушки. Войско переходило их по пояс в воде. Да и нам приходилось поднимать ноги, чтобы не набрать в сапоги воды.

В Яна-Кургане показались вражеские всадники. Их было много, не меньше тысячи, но в бой они не торопились, лишь кричали и перемещались без всякой системы, стремясь нас напугать.

Два эскадрона гусар и три сотни казаков, одной из которых командовал мой друг Гуляев выдвинулись вперед. Неприятель сразу же отступил, не желая принимать боя.

Лазутчики сообщали, что Самарканд волнуется. Большая часть населения с нетерпением ждала русских, готовая присоединиться к России, но духовенство и знать продолжали призывать к войне и каре на головы нечестивцев. Слухи продолжали поступать противоречивые. Кто-то говорил о восьми тысяч врагов, а другие о том, что их не меньше пятидесяти тысяч и что отряд из Шахрисабса уже завтра подойдет к ним на помощь.

Самаркандские беки прислали письмо, в котором просили не идти дальше Яна-Кургана с тем условием, что мирный договор будет на днях выслан. К первому письмо приложили печати пять беков. Ко второму — девять. Третье, на третий день, заверило пятнадцать беков.

— Желание выиграть время бухарским эмиром становится все более ясным, — сказал Кауфман на завтраке, на который пригласил нескольких офицеров. — Ждать более мы не имеем права. Промедлим и встретимся не с пятьюдесятью тысячами неприятеля, а со ста пятьюдесятью.

Дорога шла перевалами через несколько возвышенных кряжей. День выдался жарким. Солнце казалось белёсым раскаленным пятном, посылающим убийственные лучи. Всех мучила жажда. Мы остановили, досмотрели и пропустили к отставшему войску джигита из Самарканда. Он вез письмо Кауфману, в котором беки сообщали, что из Бухары движется посольство.

И действительно, через некоторое время перед командующим предстал мирза Шамсутдин, который ранее два раза был в Ташкенте. Я его видел, он производил впечатление начитанного и честного человека. Но вместо деталей мира мирза достал какой-то путанный документ, составленный на персидском, арабском, турецком и таджикском языке одновременно и поднес его командующему, заверив, что завтра приедет посланник и привезет окончательный договор с печатью эмира. Мирза просил принять подарки и возвратиться в Яны-Курган. Документ, как могли, разобрали, Оказалось, что это хоть и мирный договор, но переделанный эмиром по своему, а вовсе не тот, который ожидал командующий.

Кауфман подарки не принял и приказал войску двигаться дальше. Кажется, весь этот спектакль начал его утомлять. Шамсутдин от горя чуть бороду себе не вырвал.

1-го мая, миновав пару брошенных аулов и урочищ, гусары выехали к переправе через Зеравшан. Многочисленная конница, так и не принявшая боя за все эти дни, отошла на противоположный берег. Но на нашей стороне реки остались отряды Садык-бека и Хайдар-бека, расположившиеся в четырех верстах ниже по течению.