– Слышала и молчала, – голос Маркуса был спокоен, но лицо стало равнодушным и холодным в один миг.
Клемента представила, как патриций высчитывает, сколько выгоды она может извлечь из их с императрицей постельных историй, и ей захотелось уйти.
– В Риме много чего говорят, – сказала гетера уклончиво, – но если об этом говорит Артемис, значит, слухи не пустые.
Маркус поставил так и нетронутый кувшин обратно на стол, взял лицо гетеры в ладони и заставил посмотреть на себя.
– Ты слышала или, может быть, заметила кого-то, кто видел убийцу своими глазами?
Клемента покачала головой.
– Мне жаль. Но если увижу, я сразу скажу.
– Хотел бы я, чтобы весь этот чёртов город сожрали драконы из древних легенд. Чтобы проклятые валькирии собрали силы и начали новую войну. Пусть он пылает огнём, вместе со всей ложью, которая поселилась в нём.
Клемента пристально посмотрела на него.
– Думай, прежде чем желать, Маркус. Каким бы ни был наш мир, мы умеем находить друг с другом общий язык.
«Все, кроме тебя», – повисли в воздухе невысказанные слова.
Маркус отпустил её лицо и поднёс пальцы, унизанные перстнями, к глазам.
– Когда даэвы причалили к берегам материка на девяти кораблях, – сказал он глухо, и взгляд его был устремлён не на гетеру, а за окно – туда, где плескался океан, где серая дымка заволакивала горизонт. – Они думали, что сумеют начать здесь новую жизнь. Лишённые крова, они верили только в себя и ни на кого не могли положиться. Но они были честны с собой. Они знали, что жестокость – единственный способ выжить среди людей, которые никогда не примут их. Они убивали, но они не пытались лгать.
– Я думаю, – после долгой паузы произнесла Клемента, – что тот, кто желает тебе смерти, не обязательно скрывается среди близких друзей. Я сегодня снова была в Колизее… если хочешь, расскажу о последних новостях…
Маркус слушал гетеру вполуха, но мысли его неустанно устремлялись туда – на арену, где он покинул беловолосую воительницу. Если это и правда был каприз, то он определённо оказался сильнее здравого смысла, потому что Маркус с каждым мгновением всё отчётливее понимал, что не может оставить там валькирию. Не может позволить чьим-то ещё рукам прикасаться к ней. Не может жить и знать, что та существует отдельно от него.
– Зачем ты пришла? – спросил Маркус, поняв, что Клемента продолжает говорить, а он давно уже не разбирает слов.
– Хотела… не важно. Мне уйти?
– Нет. Останься.
Клемента грустно улыбнулась. Она подумала, что никто уже не способен вывести её из себя, кроме этого самодовольного черного кота.
– У меня есть для тебя кое-что. То, в чём тебе отказала императрица.
Маркус поднял брови.
***
К утру стало совсем плохо. Риана видела камеру будто бы через алую пелену, и эта пелена то и дело полностью застилала картинку. В минуты прояснения валькирия ощупывала плечо – оно распухло и ничего не чувствовало.
Презирая саму себя за слабость, она вспоминала легенду, которую повторяли девушки-ученицы друг другу перед сном. Говорили, старший катар-талах не просто так бросает войска на Помпеи в шестой раз. Говорили, там, по другую сторону границы, отделившей растущую Империю от послушных Короне Севера земель, осталась единственная крылатая, которая была для него важнее, чем весь народ.
Намэ Вена – последняя настоящая намэ, попавшая в плен в первый же день войны.
Риане эта легенда казалась романтичной и злой. Она не верила в любовь, потому что к тринадцати годам – когда её отправили в бой в первый раз – ни разу её не встречала. Но понимала, что значит отдать ради одного единственного человека всё.
Когда она только оказалась в плену, Риана думала с тоской, что не найдётся по другую сторону никого, кто стал бы так же искать её. Она не видела в своей жизни ничего, кроме войны. Не знала никого, кроме братьев и сестёр по саркару, идущих с ней в бой плечом к плечу.
Теперь, когда время потеряло счёт, она думала, что если легенда о двух намэ и правдива, то Вена давно уже сошла с ума.
К тому времени, когда Риана попала в плен, война длилась уже двадцать лет.
«Никто не выдержит двадцать лет в этом Аду», – так думала она, пытаясь уснуть.
С того момента, как Риана согласилась выполнить приказ своего нового господина, она по крайней мере получила возможность смотреть, как сменяются день и ночь. В бараках для гладиаторов под потолком тянулось одно единственное на все блоки продолговатое окно. В него – перед тем, как должен был начаться бой – заглядывало солнце.
Сейчас в окошко глядела луна, и возможность смотреть на неё самую малость смягчала боль.
Риане почти нравилась арена, куда даэвы приходили смотреть, как она убивает других даэвов. Где, пусть на забаву, но она могла убивать своих врагов.
На рассвете пришли подручные Луцио. Пару раз пнули её сапогами и отошли, тихонько переговариваясь о чём-то. Риана не заметила, как снова осталась одна.
***
Прежде чем занять своё место в ложе, Клемента обошла вестибюль и поздоровалась с каждым, кого видела хоть раз в жизни. Для каждого у неё нашлась улыбка, а некоторым она даже оказывала честь, протягивая руку для поцелуя.