Читаем Черные колокола полностью

Жужанна разыскивает глазами брата. Дьюла сидит у камина, тупо вглядываясь в огонь. Она подходит к нему, садится рядом. Смотрит на американского корреспондента, внимательно слушает его репортаж.

– Советские танки покидают Будапешт, – торжественно вещает Рожа по-английски. – Выполняют ультиматум восставших. О, какое счастье видеть это!

Он снова подносит микрофон к магнитофону, воспроизводящему грохот танков, а сам смотрит на часы и кивает головой на телефон. Киш набирает номер и вполголоса распоряжается:

– «Тюльпан», одиннадцать. Приготовиться! Не бросайте трубку, ждите сигнала.

– Последние минуты, последние секунды советского господства в венгерской столице. Туман уползает на восток, и в той же стороне скрывается последний советский танк. Будапешт свободен. Ура-а-а!

– Ура-а-а! – дружно подхватывают «национал-гвардейцы».

– Голос венгерского народа, – вещает Рожа, – голос свободы, голос правды! Поздравим Венгрию с ее возвращением в семью вольных народов западного мира. Взошло солнце, и перестала существовать красная Венгрия.

Ласло Киш не спускает глаз с секундной стрелки хронометра. Телефонная трубка прижата к уху.

– Король Стефан! – произносит он парольный сигнал и смотрит в окно.

На той стороне Дуная, на горе Геллерт, гремит сильный взрыв. Черный, дым и пыль поднимаются к небу.

– Боже мой, что они творят! – Жужанна закрывает лицо руками.

– Что посеяли, то и пожинаем, – бормочет себе под нос Дьюла. – Не пожалели ни живых, ни каменных.

– Еще одна потрясающая победа! – ликует перед микрофоном Рожа. – На горе Геллерт свален, превращен в прах русский солдат, примазавшийся к монументу венгерской Свободы. Все снято на пленку.

Ликуют и «национал-гвардейцы» – кричат, топают, дуют в трубы, смеются.

– Ты слышишь, Америка? На берегах многострадального Дуная начинается всенародный праздник… Извините, друзья! Прерываю репортаж. Бегу в самую гущу праздника. Гуд бай!

Радист Михай по знаку американца выключает рацию, вытирает мокрый лоб, улыбается.

– О’кэй, сэр!

– Благодарю, мой друг. Хорошо поработали. Я вас особо отблагодарю. Хотите натурой или…

– Сигаретами «Кемел». Можно?

– Обеспечу.

Ласло Киш взмахнул рукой, и все рядовые «национал-гвардейцы» покорно покинули «Колизей». Остались только штабисты – Стефан, радист Михай, Ямпец, часовые, дежурный стрелок у пулемета.

– Бедная Америка, – вздохнула Жужанна.

– Почему бедная, мисс? – удивился Карой Рожа.

– Моей сестре не понравился ваш цинизм, – сказал Дьюла. – И мне тоже.

– Цинизм? Что вы! Обычные репортерские штучки. Всякое событие должно быть подпорчено художественным преувеличением. Вот и все.

– Да?.. В таком случае… – Дьюла церемонно, со злобной усмешкой раскланивается перед американцем. – Весьма признателен вам, мистер Рожа, за «правдивое», «объективное» освещение венгерских событий.

Ласло Киш подходит к своему бывшему другу. Стоит перед ним, смотрит в упор, откровенно-насмешливо и с пьяной удалью переваливает свое легкое, послушное тело с носков сапог на каблуки, с каблуков на носки.

– Профессор Хорват, мы должны быть благодарны мистеру Роже за такой репортаж, а вы…

Дьюла обнял сестру и увел ее к себе.

Проходя мимо рации, Жужанна внезапно перехватила сочувственный, дружеский взгляд молодого радиста Михая. Ей даже показалось, что парень улыбнулся и сделал какой-то знак. Кто он? Что это такое? Искренняя поддержка тайного друга? Призыв боевого товарища?

Жужанна ничего не сказала брату. Видит, чувствует он, что попал на чужой корабль с черными парусами, но ждет помощи только от своих единомышленников из клуба Петефи, из кабинета Имре Надя. Не хочет и не может искать поддержки среди простых венгров, среди тех, кому по-настоящему дороги интересы народа.

Дьюла куда-то звонит по параллельному телефону. Жужанна машинально перелистывает альбом с рисунками Франциско Гойи, думает о брате, о радисте Михае, об Арпаде, о себе. Надо немедленно уходить отсюда. Но куда? Где и кому она нужна? Если бы она не разлучалась с Арпадом!..

Ласло Киш сидел с американцем в «Колизее» у жаркого камина, прихлебывал вино и подслушивал телефонный разговор Дьюлы Хорвата.

– Ну? – спросил Карой Рожа, когда Мальчик положил трубку.

– Претворяет в жизнь свою угрозу. Дозвонился до приемной премьера, упросил секретаря в юбке Йожефне Балог пропустить его к Имре Надю. Обещан всемилостивейший прием. Завтра во второй половине дня.

– Мне перестала нравиться эта семейка. Примите решительные меры, Ласло!

– Вы переоценили мои возможности, сэр. Я не умею так быстро отказываться от друзей.

Неожиданная строптивость Мальчика изумила, американца.

– Сумеете… Должны! Хорваты до сих пор нам были полезны, но теперь опасны. Если мы сегодня не уничтожим бациллу сомнения, завтра она превратится в эпидемию.

– Я буду беспощадным везде и со всеми, но здесь, в этом доме… Я еще раз попытаюсь образумить профессора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза