Черновой вариант

Компрессы покоя. Распрямляется душа; отвалясь, опадает шелуха тревог и распускается роскошный бутон свободы. Из долгих вздохов леса, из запахов прели, из беззащитности муравейника и собачьего доверия свивается певучее ощущение удачи. Тело вспоминает юную легкость, да так подробно, что и кусты малины на опушке соблазняются поиграть упругостью молодой плоти, но женщина кошкой выворачивается из мокрых веток, которым только и достается радости исчиркать нейлоновую куртку и усыпать женские волосы бриллиантами былого дождя. Трепет неутоленного желания в обескураженном кустарнике - а женщина тем временем - вверх по откосу и – на дорогу.

Блеск мокрого асфальта. Голубые волны тумана выкатываются сюда из леса, и женщине упоительно плыть в них, разведя руки и мерно колебля ладони, изламывая фигуру в тонкой талии. Разворот плеч, и грудь рвется из куртки, колышутся крепкие бедра, ритм пружинит длинные ноги, и сама подбирается мелодия, и молодость окунается в восторг.

Подхватывается и пес, весело грязнит лапами куртку женщины, тычет мокрый нос ей в щеку. Женщина отбивается, хохоча, а ноги в джинсах плетут танцевальные узоры и клубится невнятица тумана, кружатся деревья, качается земля и скользит навстречу небу девочка - звенит золушкин бал в синем лесном краю.

Раззадоренное солнце обрушивает июльский пыл: туман съеживается, воздух, проясняясь, веселеет и далеко видна серая строчка дороги на зеленой шкуре земли. Там, впереди, деревья и небо устремляются друг к другу, и на дальнем холме лес нетерпеливо выпускает навстречу облакам белое коренастое тело храма.

Свеча счастья. Оно оказывается неиссякаемым, как его ни транжирить: аукаться, захлебываться танцем, вихрем за собакой и под ногой лужа дыбом и зябкая мокрота, а тут еще переменчивое небо обдаст вдруг смуростью, - но что бы ни произошло на лесной дороге с женщиной, ей только бы добраться до холма, склониться перед крутизной тропы в высокой траве, где беззвучно взрываются светлые крылья бабочек, - склониться, но не покориться, а нагнетая в грудь пронзительный запах чистоты, перевести дух на вершине холма, где за белой каменной оградой - покой монастырского двора, осмысленность старых деревьев, тишина безлюдья, важный кот, пренебрегающий собакой, и собор, устоявший под натиском поздних пристроек; портал собора околдован фресковой росписью и неизбежно - переступить порог и - в “Ох!”

и молчать,

и только глазом,

только чувством... Обвал красок, живой усладой стекают они из-под барабана, от куполов апсид по аркам приделов, по мощным квадратным столбам, по стенам, по стыкам, бурлят вокруг окон и ниш; водопад бликов, половодье разноцветия, сверху донизу, до успокоительно-белой пены полотенец с изысканными узорами орнамента. Цветные откосы оконных проемов преображают свет дня, и он, пролившись внутрь собора золотистым потоком по центру, голубым и зеленым с боков, заполняет храм теплом солнца, холодом неба, таинством леса - вихрь контрастов будоражит фрески, и, сцепясь аккордами красок и линий, разворачивают они хоровод, голову кружа, ворожа, завораживая... Тонкие деликатные фигуры, изящные наклоны голов, ясность нимбов, благородные овалы лиц... От золота - звон воздуха...

Снаружи храма капризничает погода, и роспись играет в лад с ней. Нахмурилось небо - глохнут в серости узкие окна, полумрак вваливается под своды, в его зыбкости проявляется пронзительная лазурь фресок. Тускнеют темные одежды, но дивно светятся лики и белые силуэты плывут в нежном пении синевы - лебединые крылья в беспредельности неба. Синяя тьма и синий свет, синие полутона, синие руки святых на синем фоне - невесомость, прозрачность, призрачность. Неземная возвышенность. Сигнал высшего смысла - синь хитона Богородицы, голубизна ангельских одеяний. Рефрены синевы...

...Солнце ворошит тучи, протягивает в окна теплые лапы, и, обласканные им, разгораются розовые зори росписи. Затихают сине-белые тона, и торжественно вступает медный глас желтизны. Набирает силу накал нимбов, охра прогревает собор, и нарядная коричневая яркость весело соперничает с распевами красного. Напридумывал художник оттенки: скромность палевого, багрянец огня, малиновая мягкость, задумчивый вишневый, страсть пурпура - столкнул и развел, разбросал и собрал, и разыгралось красное, растормошило роспись, сорок ее цветов вздрогнули, колыхнулись и потянулись, ведомые расчетливой прихотью линий, в лабиринты загадочных и светлых созвучий.

Скрипки контуров, нимбов литавры... Виолончельная волна зелени...

...клавесин золотого, коричневый бас и альта алый вздох на одежде святого...