Чернобыльский распад

Тот самый сторож видел, как ядерное облако в ночь катастрофы пронеслось над сосновым леском, который уже на всю жизнь останется Рыжим. Он не подпускает к себе ни одного живого существа. В процессе ликвидации деревья вырубали, закапывали под землю, но огородившись от всех, лес до сих пор ужасно фонит и хранит свои тайны.

Многие жители не закрыли свои окна, из-за чего в их квартирах дозиметры просто зашкаливали. Приняли решение, что все радиоактивные вещи будут закапывать недалеко от города. Солдаты скидывали одежду, книги, мебель с балконов, после чего погружали в машину и увозили на захоронение. Тоже самое делали и с техникой. Отвели особое место. Однако, на киевских рынках часто встречалась мебель, которая фонила.

Но ведь зачем это делали? Ради того, чтобы нажиться на этом? Заработать? Это было так бездумно, ведь они знали, что вещи радиоактивные, но все равно пытались найти выгоду, продавая их на рынке и не думая о жизнях других.

Многие села, такие как Копачи, где дезактивацию произвести уже невозможно, закапывали.

Что же происходило за периметром уже пустынной, но все еще живой зоны отчуждения? Облученных пожарных, работников станции, горожан привозили в шестую клинику Москвы, где заведующей была Ангелина Гуськова. За несколько лет до аварии, она работала на «Маяке». Это было закрытое ото всех место, где она занималась изучением лучевой болезни. Там она спасла немало жизней. Как-то на предприятии произошла утечка плутония, огромные дозы получили множество женщин, большинство из них спасла именно Гуськова. Вследствие изучения разработали препарат Б, который позволяет своему носителю некоторое время находиться в радиоактивной зоне и защищает его от попадания в организм радионуклидов. Однако, при ликвидации на ЧАЭС его не использовали, потому что облучение там было просто огромным, и никакой препарат не смог бы помочь.

Людмила Игнатенко на протяжении всей болезни мужа была рядом с ним. Именно в этой больнице она встретила Гуськову, когда искала палату Василия. Она носила ему еду, но носила недолго. Вскоре он не смог уже есть, его сильно рвало, он захлебывался собственными органами. Когда его поднимали с кровати, то кусочки кожи оставались на постели, а она все это видела, все это убирала. Ведь понимала, что все родное, понимала всю его боль, но больнее тогда было ей. Осознание всей это ситуации, что одна ночь вот так перевернёт её жизнь было просто невозможным. Ведь она хотела насладиться моментами с ним, хотела, чтобы они вместе нянчили их ребёнка, ведь он должен был появиться на свет так скоро… Она жила в гостинице для персонала. Когда мужа положили в барокамеру, то она даже ночами сидела рядом с ним на стуле. Ухаживала за ним, никого к нему не подпускала. Временами врачи его фотографировали, говорили, что для науки, но ей тогда просто хотелось выгнать их, отобрать фотоаппарат, но она понимала, что сделать этого не может, ведь иначе не сможет попасть к нему. Васе должны были делать операцию. Параметры здоровья подходили только лишь младшей сестры Наташи, но он наотрез отказывался, говорил, что лучше умрет… В итоге отдать частичку себя согласилась старшая сестра, после операции ей было хуже всего. Она лежала вся перебинтованная, с кучей уколов. Но зато она надеялась, что брат будет жить…

13 мая хоронили Виктора Кибенка. Его жена, Татьяна, слёзно просила пойти Людмилу с ней, одна она не сможет. Жена Василия ненадолго отлучилась , потом прибежала обратно в гостиницу. Позвонила медсестре, спросила : «Как он там?»– «Пятнадцать минут назад умер». Последние его слова : «Люся! Люсенька!»– «Только отошла. Сейчас прибежит», – успокоила медсестра. Вздохнул и затих…Людмиле тогда было очень плохо, она подошла к окну и кричала : «Почему? За что?» Смотрела на небо и кричала… Затем быстро ринулась вниз, увидеть его в последний раз. Он все еще лежал в барокамере. Пока не увезли…

В морге спросили: «Хотите, мы вам покажем, во что его оденем?»– «Хочу!»,– сказала она. Одели в парадную форму, только её разрезали, натянуть не могли, не было уже целого тела. Все- кровавая рана.

На похоронах машина ездила кругами, отгоняла фотографов. Когда свинцовые гробы заливали бетоном, она стояла с его ботинками, ведь они не налезли на опухшие ноги. После смерти мужа, Людмила три дня просто лежала и плакала. Она не хотела есть, пить, она лишь хотела вернуть Василия. Вскоре должна была родиться дочка, Наташенька, так назвал её папа. Но из-за того, что Людмила находилась всегда рядом с мужем, который уже был ядерной бомбой, всю радиацию впитывал ребенок. Дочь смогла прожить лишь несколько часов, после чего она умерла. У неё был врождённый цирроз печени. Дитя ей отдавать не хотели.

Вот что свидетельствует сама Людмила: