Чернилами добра и зла

Щелчок…
и миг рождения сверхновой
Порвал на клочья тело темноты —
На черноту за ножками в столовой,
Подчёркивавшей то, что венский хобот
Анфас утратил гнутые черты.

Теням не суждено переплетаться —
Они прямей приказов по полку
И площе медэкспертных констатаций.
Казавшись тенью, но трёхмерен статью,
Рояль гордился кривизной в боку,

Страша молчаньем и переплетеньем
Поверий и неверия в борьбе.
Запукам разум выражал презренье,
Пугаясь не отбрасывавших тени
И тех теней, что сами по себе.

Но со щелчком в мозгу не посветлело,
Где сном был мрак, напоминавший явь
Столовой до разрыва тьмы как тела.
Касаясь ног, пластом лежал Отелло,
Но в полусне его не видел я.

Щенком пригрею на груди

Щенком пригрею на груди
Дневную альфу астролябий.
Песок блеснёт: «Не наследи,
Дыши, следов не оставляя».

И зазмеится, зашипит
Прибой шампанского разлива,
Где чайкам – бранный общепит
И вечный рыбный день драчливый.

Бежать от февраля не грех —
От ртути, что на плюс не сдвинуть.
Наверно, лучше умереть,
Чем дни считать со знаком минус.

Электричество

Рассудок наэлектризован
Так, что разряды в волосах
Воспламеняют кепку, зонтик
И гонят стрелки на часах.

Нутро амперами пугая,
Меняя пульса частоту,
Одна рука – к виску, другая —
Контактом к чистому листу.

Стихосложение трёхмерно —
Его бездонность, высота
И широта одновременны
В исходной плоскости листа.

Сложилось ли?
Вопрос постелен
Гвоздями, иглами во сне.
Дымит подушка, и смертельна
Отсрочка тёплых простыней.

Какого чёрта! – пусть не спится.
Лик не Рублёв, но, нерублёв,
Лист оригамовою птицей
Летит, курлыча журавлём.

Эмиграция в укол

Повёрнуты к стене зрачки,
Как будто там футбол, а может,
Открыли маковки соски
С коричневой гусиной кожей.

Укол, второй, ещё укол…
Стакан по-прежнему бездонен!
В стене – гвоздём забитый гол,
Что держит голую Мадоннy.

Кто после бала Сатану
Попросит, грудь прикрыв накидкой,
Не подавать платком вину
За удушение как пытку?

Я – Фрида!
Я не сила зла!
Мой грех – податливость в клозете.
А совесть после умерла.
Не подавайте мне газету!

Лежу крестом простёршись ниц,
Укол-глоток – балдой балдею.
Тамбовский волк, наследный шприц,
В котором власть от Берендеев.

Эротическая фантастика в поэзии живописи

Новый жанр