Черниговцы [повесть о восстании Черниговского полка 1826]

Черниговский полк стоял в десяти верстах от восьмой артиллерийской бригады, в лесу. Командир второго батальона подполковник Сергей Муравьев-Апостол занимал просторный дощатый балаган на опушке. С ним вместе помещался Бестужев.

Утром Сергей присутствовал на учении пятой мушкетерской роты, которой командовал Кузьмин. Учение проходило весело, и у солдат были довольные лица. После учения, солдаты окружили Сергея и стали расспрашивать, скоро ли приедет государь и когда конец лагерю. Потом наступило молчание. Солдаты переглядывались между собой, как будто желали еще о чем-то спросить и не решались.

А что, ваше высокородие, — заговорил наконец усатый фельдфебель Шутов, — самое бы время сейчас, как все в сборе…

Солдаты в ожидании смотрели на Сергея. Сергей, положив руку на плечо Шутова, произнес загадочно:

— Недолго терпеть, братцы. Скоро будет вам облегчение.

— Будьте покойны, Сергей Иванович, — почтительно ответил Шутов, понизив голос, — мы понимаем.

Сергей подошел к Кузьмину.

Мне надо поговорить с вами, Анастасий Дмитриевич, — сказал он сухо. — Будьте добры зайти ко мне после обеда.

Кузьмин поклонился молча.

— Что такое, в чем дело? — быстро спросил Кузьмина Сухинов, командир шестой роты, когда Сергей удалился.

У Сухинова было смуглое лицо и черные жесткие волосы. Он говорил глухим, сиплым басом, и острый, колющий взгляд его черных глаз как будто впивался в собеседника.

— Ничего, — равнодушно отозвался Кузьмин. — Должно быть, узнал, что я оповестил солдат. Отчитывать хочет.

— Я пойду с тобой, — решительно заявил Сухинов.

Кузьмин жил в общей палатке с солдатами и питался из общего котла. Обед был ровно в полдень. После обеда Сухинов присоединился к Кузьмину, и оба направились к батальонному командиру. Они застали Сергея за столом. Сергей только что окончил завтрак и теперь записывал что-то в тетрадь, переплетенную в сафьян. Тут же находился Бестужев.

Сергей холодно поздоровался с Сухиновым (он как будто не удивился его приходу) и прямо обратился к Кузьмину.

— Анастасий Дмитриевич, — сказал он, — мне известно, что вы объявили солдатам вашей роты намерение общества и призвали их к восстанию. Прошу иметь в виду, что все касающееся Черниговского полка принадлежит мне и что я никому не позволю вмешиваться в мои распоряжения.

Кузьмин вспыхнул.

— Черниговский полк не ваш и не вам принадлежит! — ответил он, задыхаясь от ярости. — Я завтра же взбунтую не один только полк, а целую дивизию, и не думайте, что приду к вам просить позволения, господин подполковник!

— Вы обязаны следовать предписаниям директора, — хладнокровно сказал Сергей.

— Я знаю только своих солдат, — продолжал Кузьмин. Будьте уверены: когда народ встанет с оружием в руках, он не посчитается ни с чьими предписаниями!

— Наполеоны нам не по климату, господин подполковник! — гневно проговорил Сухинов.

Вмешался Бестужев. Он всячески старался успокоить Кузьмина и Сухинова, но те не желали ничего слушать.

— Изрублю в мелкие куски всякого, кто осмелится располагать мною! — хрипло кричал Сухинов, наступая на Бестужева. — Найдем и без вас дорогу в Москву и в Петербург Нам не нужны такие руководители, как ты и… — Он метнул свирепый взгляд в сторону Сергея.

— Не будем ссориться накануне общего дела, — сказал Сергей. — Я ценю вашу пылкость, но должен напомнить о том, какая на нас лежит ответственность. — Он с добродушной улыбкой протянул руку Кузьмину. — Я не хотел оскорбить вас, Анастасий Дмитриевич, — произнес он просто.

Кузьмин с волнением пожал протянутую руку.

— Ненавижу эту его аристократическую ужимку, — говорил он, возвращаясь к своей роте вместе с Сухиновым. — Но зато какое сердце, какая голова!

Вечером, после репетиции смотра, у Сергея было назначено совместное совещание славян с членами Южного общества. Земляной пол балагана был устлан циновками. Горело множество свечей в шандалах. У походной кровати Сергея на ящике, покрытом белой скатертью, стояло зеркало, перед которым лежали туалетные принадлежности: головная щеточка, гребешки, мыло, бритвенный прибор. Тут же была склянка духов. В балагане было светло и уютно.

Южане были все в сборе, когда явились славяне. На походном стуле, расставив толстые ноги в напруженных гусарских чикчирах[45] с шитьем, сидел Артамон Захарович Муравьев, родственник Сергея. Он курил трубку, и на его полном лице с одутловатыми щеками и маленькими глазами было торжественное выражение. Высокий Тизенгаузен, командир Полтавского полка, стоял в невозмутимой позе, заложив пальцы за борт аккуратно застегнутого сюртука. Маленький Пыхачев, командир пятой артиллерийской конной роты, нервно ходил из угла в угол и взмахивал рукой, как бы говоря сам с собой.

Среди южан большинство были полковые и батальонные командиры, люди с известными дворянскими фамилиями. Славяне сначала чувствовали себя неловко. Андреевич то и дело приглаживал широкой ладонью встававшие на голове вихры. Кузьмин, насупившись, косился на туалетный ящик с зеркалом и духами.