Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)

Ночь была морозная, ясная. Полозья скрипели по твердому насту, чиркали по горбатым корням. А над головой, в просвете между черными стенами сосен, висел неподвижно хвост Большой Медведицы. Бестужев распахнул шинель и с наслаждением вбирал всей грудью колючий, морозный воздух. Ему вспоминались горячие речи в собраниях, задушевные беседы с Сергеем. То были только слова, но они посеяли бурю. Взметнулся вихрь, подхватил, закружил — и вот несет куда-то в темноту! И когда в его воображении вставали Кибенцы, вальс, черноглазая Соня, то он только встряхивал головой. Он понимал, что со всем этим он распрощался навеки.

Сани боком взлетели на возвышение шляха. Справа и слева открылся мерцающий снежный простор. Скоро большое село, первая почтовая станция. Впереди послышались звуки: колокольчики, пофыркиванье лошадей. Ближе и ближе. Бестужев приподнялся на сиденье и стал с беспокойством вглядываться вперед.

— Обгоняй, — вполголоса сказал он вознице.

Сани дернулись, понеслись еще быстрее. Впереди ясно обозначались темные очертания тройки. Сани свернули вправо, чуть не к самой канаве, шедшей вдоль шляха, и лихо пролетели мимо тройки — так близко, что полозья с размаху стукнулись друг о друга. Бестужев увидел сбоку, рядом с собой, высокие гребни жандармских касок и посередине между ними кивер подполковника Гебеля. Правил тройкой солдат.

— Гони что есть мочи! — срывающимся голосом приказал Бестужев вознице и, опустившись на сиденье, плотно запахнулся в шинель. — Пошел!

Возница испуганно взмахнул кнутом. С тройки что-то кричали, но крики потерялись где-то там, позади. Сани с быстротой вихря неслись дальше — вдоль спящего села, мимо почтового дома, чернеющей колокольни, плетней сараев — и вылетели вновь на сияющий снежный простор.

Был второй час ночи, когда тройка Гебеля, звеня колокольчиками, подкатила к штабу корпуса. Оставив спутников в канцелярии штаба, Гебель тотчас направился в квартиру командира корпуса. Дежурный офицер встретил его с удивлением и сказал, что генерал Рот спит, но он велел доложить, что приехал по экстренному делу, не терпящему отлагательства.

Его провели в кабинет. Через несколько минут к нему вышел обеспокоенный генерал в халате.

— А, Густав Иванович! — сказал ему генерал. — Рад вас видеть. Но почему у вас такое лицо? Надеюсь, ничего не случилось?

— Простите великодушно, ваше превосходительство, — начал Гебель, — что осмеливаюсь беспокоить в такой час…

— Полноте, Густав Иванович! — перебил генерал. — Какие тут церемонии! Но, однако, что же такое…

— Экстренная надобность разыскать подполковника Муравьева, — сказал Гебель.

— Подполковника Муравьева? — насторожился генерал. — Он был у меня и потом поехал в полк.

— Сомневаюсь, ваше превосходительство, — сказал Гебель. — Подполковник Муравьев…

— Ну да, подполковник Муравьев, — нетерпеливо перебил генерал. — Что же такое подполковник Муравьев?

— Подполковник Муравьев есть государственный преступник, — выпрямившись, отчеканил Гебель. — Я имею предписание немедленно арестовать его с братом и препроводить обоих под усиленным конвоем в Могилев, в штаб армии.

Гебель порылся в портфеле, вытащил бумагу за № 1606 и протянул ее генералу. Тот отшатнулся и с испугом смотрел на бумагу, точно боясь притронуться к ней.

— Вот приказ об аресте, ваше превосходительство, — сказал Гебель, держа в вытянутой руке бумагу.

— Боже мой! — ужаснулся генерал. — Он из этой шайки злодеев. А я его угощал, велел даже подать шампанское! Боже мой, боже мой! И это в моем третьем корпусе!

— Необходимо его разыскать немедленно, — сказал Гебель.

— Да, да, немедленно, непременно! — всполошился генерал. — А я его поил, угощал, — продолжал он. — И знаете, он даже запачкал скатерть вином. О боже мой!

— Я тотчас произведу розыск и узнаю, куда он поехал. — сказал Гебель. — Мне нужно ваше предписание.

— Да, да, спешите, спешите, — говорил генерал. — Поставьте на ноги всю полицию. Как можно было думать: в моем третьем корпусе! И Пестель, Павел Иванович, такой отличный офицер!

Генерал охал, возводил глаза к потолку, и лицо его, похожее на лицо немецкого пастора, выражало искреннее огорчение.

От генерала Гебель немедленно поскакал к полицеймейстеру, оттуда к исправнику. Ранним утром он уже мчался по следам Муравьева в Троянов. С ним был жандармский поручик Ланг, которого он взял с собой вместо Несмеянова и Скокова, вернувшихся в Могилев.

Бестужев прискакал в Житомир вечером 26 декабря, опередив Гебеля на несколько часов. На последней станции перед Житомиром он съехался с одним из славян, капитаном Тютчевым, который рассказал ему о петербургских происшествиях. На постоялом дворе он узнал, что Муравьев уехал накануне и что лошади были наняты в Бердичев[49]. Едва передохнув с дороги и потеряв время на то, чтобы достать лошадей, он поспешил дальше.

Бердичев был местом расположения восьмой дивизии. Муравьев мог быть там. Но Бестужев решил на всякий случай завернуть раньше в Троянов, в Александрийский гусарский полк, которым командовал полковник Александр Захарович Муравьев, брат Артамона.