— Лошади слишком ослабли и вряд ли способны на большой переход, иначе мы давно бы добрались до реки и я бы никогда и близко не подошел к этому месту.
Он часто пугал Петра своими неопределенными заявлениями, и, сам зная об этом, подумал, с некоторой отрешенностью прислушиваясь к окружающему: он ничем не мог его успокоить, а самые казалось бы верные слова вряд ли могли описать их положение, не затрагивая сущность происходящего. Ведь существовало нечто странное и чужое, беспокоящее его и наводящее все время на одну и ту же мысль: что бы ни вызвало окружавшую их тишину, оно к тому же еще и уменьшало его способность к колдовству, и следовало бы благодарить Бога, что и Черневог испытывал точно такие же затруднения в этот момент.
Но после некоторых раздумий Саша понял, что тот вряд ли был под таким же давлением: все желания, которые направлял Черневог, не проходили для Саши незамеченными. Черневог постоянно пытался доказать ему, что он защищает и их и Ивешку своим колдовством, и ругал его, называя маленьким дурачком, который только путает его планы и в конце концов только погубит их всех…
Он постоянно напоминал Саше, что Ууламетс научил его совсем не тому, а только задушил все имевшиеся у Саши способности, чтобы использовать его как орудие для своих собственных целей. Он продолжал убеждать Сашу, что до этого старик точно так же ошибся и с самим Черневогом, и с Ивешкой. Он искал свои собственные пути, и эти его желания все еще живут вокруг них, и примером тому может быть то, что он, Саша Мисаров, в конце концов явился на это место!
— Оставь меня в покое, — пробормотал Саша, подбирая поводья Хозяюшки. Он забросил их ей на шею и водрузил на ее спину свою поклажу, стараясь своими желаниями удержать лошадь на месте. Он все еще надеялся, что ему удастся прорваться сквозь окружавшую тишину и услышать хоть что-нибудь от Ивешки, но его продолжало беспокоить загадочное предложение леших, так как где-то в глубине собственного сознания, еще сохранившего способность рассуждать здраво и расчетливо, он ощущал себя так, будто они уже отыскали Ууламетса: ведь Ивешка постоянно обвиняла его в том, что все его мысли и советы всегда напоминают ей собственного отца.
— Он сформировал тебя так, чтобы ты был слепым орудием в его руках, — заметил Черневог, на этот раз он говорил вслух, стоя сзади него. — Ууламетс никогда не имел друзей, и ты прекрасно знаешь об этом. Разве ты забыл?
То, что он слышал сейчас, уже не было детскими заблуждениями, это были устоявшиеся мысли, и Саша даже взглянул на Кави Черневога.
— Ты увлекаешься колдовством, — продолжал тот, — и старик тоже делал такие попытки. Только один Бог знает, куда они в итоге завели его.
Саша с трудом вспрыгнул на спину Хозяюшки и сверху еще раз посмотрел на него.
— Оставь меня в покое! — сказал он в очередной раз, а Петр подошел к ним ближе, ведя Волка в поводу, грубо оттолкнул Черневога от Хозяюшки и сказал:
— Иди, иди. Не пытайся прибрать к рукам никого из нас.
Черневог, должно быть, внутренне сопротивлялся такой грубой выходке, если бы его неожиданный гнев не нашел более определенного направления: Саша почувствовал в этот момент, как на него пахнуло холодом, но более Черневог ничего не сделал, а Петр, оставшийся таким образом невредимым, подал Саше мешок с горшками и связку книг.
Господи, он совсем забыл про эти книги…
— Петр, — прошептал он, как можно теснее прижимая мешок к себе, — будь поосторожнее с ним. Не задевай его, и не делай впредь ничего подобного!
— Со мной ничего не случится, малый, ничего. Ты только позаботься о нас, хорошо?
Петр повернулся и отошел от Саши. Саша со всей осторожностью пристроил книги и мешок с горшками впереди себя. Черневог стоял, поджидая, когда Петр водрузится на Волка. В этот момент Саша вдруг отчетливо подумал о том, что следует направить к реке именно Волка, потому что его нос был пожалуй самым лучшим проводником в сложившихся обстоятельствах, когда неустойчивые попытки использовать колдовство в этой мертвой тишине заканчивались явной неудачей.
— Не управляй Волком, пусть он идет без поводьев, — сказал он Петру. — Я думаю, он найдет дорогу.
— Хорошо, — сказал Петр, неодобрительно взглянув на него, и перестал натягивать повод.
Разумеется, можно было попытаться не прибегать к суждениям Ууламетса, можно было совершенно искренне не делать этого, но Сашины собственные мысли работали с большим трудом и детали событий продолжали ускользать от его внимания.
Он даже подумал о том, глядя на Черневога, идущего впереди Хозяюшки, было ли это его желание или это было желание Черневога — заставить лошадь искать дорогу к реке?
Он тут же поймал себя, что все еще думал о том пушистом белом клубке, с острым и прожорливым совиным клювом, который так неосторожно налетел на меч…