Черневог

Но Саша перехватил этот бросок, не заботясь о собственном состоянии, и отправил его назад, к нему, с таким сильным желанием, что он не смог защитить себя против этой атаки. Он припомнил тот момент, когда отправил сердце к Сове, и из его глаз полились слезы, до того Саша расстроил его. А в это время Петр, совершенно чуждый всему происходящему, сказал:

— Найди Ууламетса! Мисай забыл туда дорогу, так же как и я!

На что Саша ответил рассеянно:

— Я так не думаю. Вероятнее всего, что-то должно появиться, чтобы указать нам путь, например, призрак.

— В лесу есть еще этот проклятый оборотень! — сказал Петр. — Мы встречали его! Нет уж, спасибо, с меня хватит!

Черневог прислушивался к спору, вспоминая свой дом, Ууламетса, пришедшего его убить, и весь их поединок, борьбу того самого волшебства, которое старик ненавидел всю свою жизнь… («Дурак!» Так Ууламетс бранился, когда первый раз застал его за этим занятием, в том самом доме у реки, где Кави жил, будучи его учеником. «Неужели ты не знаешь, что нет ни одного созданья, которое будет помогать тебе в поисках свободы? Все, кто даже поклянется тебе в этом, будут хотеть лишь тебя, вот что они будут хотеть на самом деле, малый, и никогда не пытайся думать иначе! В один прекрасный день они изменят тебе, при первом удобном случае, и вот тогда у тебя вообще не останется никакой надежды!")

И это было правдой. Если бы еще тогда он принял этот совет старика, возможно, он остался бы обычным колдуном, а его сердце было бы тогда в жадных руках Ууламетса, вместо того, где оно было сейчас, в нем самом, вызывая боль и причиняя неудобства самому его существованию. Тогда не случилось бы многое: Ууламетс был бы жив, а он сам, возможно, как Ивешка, был бы под постоянным присмотром старика, всю жизнь делая только то, что Ууламетс разрешал бы ему.

Он думал и об этом тоже. За несколько таких упущенных случаев он мог быть просто благодарен.

Теперь следовало искать другие возможности, особенно когда Саша сделал его таким беспомощным и бросил на произвол судьбы все, о чем он когда-то мечтал, что чувствовал и чего хотел, и только Бог знает, что могло из всего этого выйти. Он хотел, чтобы Саша понял все пугающее безрассудство своего поступка, и хотел быть откровенно честным в своем предложении, но тот пожелал ему замолчать, и с такой силой, что это Сашино желание обожгло его.

Черт возьми, он не ожидал такого отпора с того момента, как повстречался с Драгой. И этот мальчишка сделал это столь безнаказанно, отказавшись даже выслушать его, отказавшись таким образом от столь редкого случая…

— Дурак! — произнес он вслух. — Ты отбросил с такой небрежностью ваши собственные жизни!

Петр с беспокойством взглянул на него. Но он чувствовал, что Саша воспринял многое из недосказанного им, и промолчал. Он попытался бороться с ним, пока не убедился, что тот не желает слышать его доводы и не позволит и Петру услышать их: Саша сомневается в каждом его слове и в каждом доводе, потому что Саша знал свои собственные недостатки в отношении волшебства и просто-напросто принимал все сказанное им за откровенную ложь.

Но и ему был знаком такой способ защиты: он пользовался им еще в те времена, когда был так еще молод и глуп, и чертовски несведущ во всем. И он был уверен, что ни Драга, ни Ууламетс, ни даже Ивешка не смогли миновать этого.

Разбитые горшки захрустели, как только Саша поднял свой мешок.

— Бог знает что, — пробормотал он, покачивая головой и присел на корточки, чтобы определить каков же был на самом деле ущерб. Петр тем временем не спускал глаз с их пленника. Все это происходило под мелким моросящим дождем на самом краю вымирающего леса. Листья теперь почти все опали, ветер раздел ветки догола: кругом были черные деревья и отсвечивающая золотистым ковром мокрая земля.

Не было ни лошадей, ни Малыша и никаких знаков от Ивешки. Петр не выпускал из рук меч и одним глазом следил за Черневогом: даже будучи обычным человеком, он понимал, что в компании колдунов следует всегда побеспокоиться о том, чтобы не делать глупостей или не дай Бог упустить что-то.

— Змея, — пробормотал он, стоя на страже, пока Саша пытался привести свои вещи в относительный порядок, — всегда остается змеей, независимо от того, находится ли его сердце у Совы или нет. Это все равно его сердце, сердце змеи. Я полагаю, что ты заметил, что мы так и не сделали того, зачем пришли сюда, и я надеюсь, ты заметил, что эта гадюка все время норовит поступить по своему.

— Не совсем, — заметил Саша, — уверяю тебя.

— А еще мне хотелось бы знать, собираемся ли мы оставить его свободным, пока будем искать этого проклятого призрака? Это все равно что отпустить его.

Все это время Черневог прислушивался к их разговору. Петр это очень остро осознавал, но они не могли поговорить уединенно, потому что не могли оставить Черневога без присмотра.

Петр хотел направиться к реке. Он безнадежно хотел этого, то ли имея какое-то предчувствие, то ли по чьему-то желанию. Он сказал очень тихо, чтобы слышал только Саша: