Черкасов

Другая крупнейшая инсценировка, в которой участвовал Черкасов, была «Взятие Зимнего дворца». Это грандиозное представление состоялось 8 ноября 1920 года. На Дворцовой площади перед ста тысячами зрителей сначала разыгрывались важнейшие события периода от Февраля к Октябрю. Действующие лица своеобразного пролога находились на двух площадках, расположенных по сторонам от арки Главного штаба. На «площадке красных» изображалось, как пролетариат под влиянием революционных идей из неорганизованной толпы превращался в монолитный отряд. Люди распрямлялись и, проникаясь героическим духом, строились в боевые ряды под красным знаменем. На «площадке белых» Временное правительство во главе с Керенским непрестанно заседало, устраивало приемы. Николай Черкасов в расшитом мундире и треуголке изображал министра-бюрократа, вызывая негодование и насмешки зрителей. Затем разыгрывались и воспроизводились сцены осады и взятия последнего убежища Временного правительства. Среди восьми тысяч красноармейцев и краснофлотцев, занятых в инсценировке, были подлинные участники штурма Зимнего дворца.

Черкасов гордился своим участием в революционных празднествах. Оно способствовало созреванию гражданских чувств юноши, приобщало его к агитационному искусству.

С весны 1921 года Шаляпин перестал выступать на мариинской сцене. Сначала из-за болезни, затем в связи с гастролями в Москве и за границей. Завершился целый период в жизни ГАТОБа. Предстоящие перемены в театре побудили 18-летнего мимиста Черкасова пристальнее взглянуть на себя, задуматься о своем будущем.

Трудно переоценить благотворное влияние Шаляпина на одаренного юношу. Замечательно признание Черкасова, сделанное им на склоне жизни: «А если задать вопрос самому себе: чему ты научился у Шаляпина? На это надо прямо ответить — всему! У него можно было учиться музыкальности, столь необходимой во всех видах и жанрах сценического искусства, у него можно было учиться скульптурной пластической выразительности… У него можно было учиться выразительности слова, которое всегда было объемным… У него нужно было и можно было учиться дару безграничного перевоплощения, учиться свободно владеть зрительным залом, быть хозяином своей реплики, своего монолога. Короче: у Шаляпина можно было учиться всему тому, что соответствовало вашей задаче в искусстве, и прежде всего в искусстве трагического образа… Но вместе с тем у него можно было учиться и юмору, сочной комедийности, с которыми он так легко лепил образы Дона Базилио, Варлаама».

Однако тогда Коля Черкасов, не пропустивший ни одного урока в шаляпинской школе артистизма, еще не ведал, когда и как она ему пригодится.

Последние полтора года службы в ГАТОБе Черкасов так же исправно выполнял свои обязанности. Добавились новые, более заметные роли: кавалергарда в «Пиковой даме», мажордома в опере Вагнера «Риенци», скрипача в балете «Ледяная дева» («Сольвейг»). Но радости, как бывало прежде, они не приносили.

Однажды, договорившись с охраной, Черкасов и Евгений Мравинский остались на ночь в театре. Предчувствие творчества тревожило юношей. Мравинский вдохновенно дирижировал оркестром, звучавшим в его воображении, а Черкасов пел арии, произносил монологи. Ночной «концерт» был романтическим манифестом творчества, обетом служения искусству. После этого друзья твердо решили: «С мимистами пора кончать, в нашем возрасте это уже не профессия!»

Своего будущего Черкасов не представлял вне музыки. Все искусство, которое его волновало, все, чем он жил, что его окружало, сводилось к музыке: последнее выступление Шаляпина в «Борисе Годунове» весной 1922 года, проходившие в ГАТОБе концерты Айседоры Дункан, танцевавшей Шестую симфонию Чайковского и «Интернационал», празднование 100-летия со дня рождения М. Петипа, годом раньше — юбилей Ершова.

Прежде всего Николаю Черкасову хотелось петь. Был прекрасный слух, музыкальность, намечался приятный баритональный голос. Но на беду оказался он слабым для оперной сцены. (В памяти остался приговор, вынесенный самим Шаляпиным…) С этой мечтой пришлось расстаться. Правда, в хор театра Черкасов мог попасть легко, но такой удел не привлекал его.

Николай решил попытать счастья в балете. Но, разумеется, не в классических постановках академического театра, где продолжал служить. С 1920 года он начал танцевать в спектаклях новаторствующей Студии молодого балета. Они проходили на летних эстрадах, на клубных сценах. Организаторы передвижной труппы не отказывались совсем от канонического балета, но широко вводили в традиционные постановки характерные и акробатические танцы, пантомиму. Для Черкасова открывалась возможность выступать в ответственных, а не третьестепенных ролях.