— Не удивительно, ведь ты была так напугана.
— Да. Очнулась я уже не в подвале — я лежала на полу кухни в луже крови. Оказывается, позади меня был друг Энди, и когда я упала с лестницы, то потащила его за собой. Он сломал руку, а я разбила голову о ступеньки… — она провела пальцами по шраму. — Заживало очень долго.
— Разве они не отвезли тебя в больницу? — ужаснулся я.
— Отец отвёз, когда позже вечером вернулся домой. — Кортни невесело рассмеялась. — Кровотечение так и не остановилось и ему просто пришлось. Он ужасно ругал меня и обзывал, но всё же отвёз. У меня было много ушибов, и в больнице мне стали задавать вопросы. Папе это не понравилось. Я все повторяла, что была одна дома, когда упала с лестницы, и, наконец, меня оставили в покое, зашили рану и отправили домой.
— Твоего брата-козла наказали?
— Нет.
— Почему? — выплюнул я сквозь сжатые зубы.
— Он сказал отцу, что я специально толкнула его друга, который поднимался по лестнице, сбила его с ног, а затем не удержалась и ушиблась головой.
Я фыркнул.
— И он, конечно, поверил?
— Нат, он с готовностью верил всему плохому обо мне.
— Но ты пыталась рассказать ему правду?
Кортни покачала головой.
— Почему?
Она отвернулась.
Я приподнял её голову подбородок, заставляя посмотреть на меня.
— Скажи мне.
— Энди пригрозил, что расскажет всем в школе, что я споткнулась, упала на его друга и своей толстой задницей сломала ему руку. — Кортни оттолкнулась, встала с дивана и поглядела на меня сверкающими глазами. — Мне и так тяжело жилось, ещё больше унижений не хотелось. Я держала свой рот на замке, и некоторое время жила с насмешливыми замечаниями отца и брата, что я такая неловкая, что спотыкаюсь даже о собственные ноги. По крайне мере, мне не приходилось слушать это в школе, а когда отец и Энди поняли, что я не реагирую на их колкости, то перестали.
Я до боли стиснул кулаки, пытался не показать, насколько зол.
— Что ещё он делал?
Кортни передернула плечами.
— После того случая с подвалом, он в основном запугивал меня. Ему нравилось заставать меня врасплох. — Она протянула руку, и я увидел ещё один шрам на ладони. — Однажды он подкрался и схватил меня, когда я резала хлеб для бутербродов. Нож выскочил из рук, и я сильно порезалась, прямо до кости. В тот день мне пришлось самой идти в больницу.
— А где был твой отец?
— Пьяный валялся на диване, — она со стыдом понурила голову. — У меня не было денег, чтобы вызвать такси.
Я зажмурился.
«Бесхребетный мерзавец!»
Кортни словно на автомате продолжала рассказывать о своём болезненном прошлом.
— Он постоянно угрожал мне, обзывал, щипал так сильно, что оставались синяки. Делал всё, чтобы я была несчастной, напугал, например, подбрасывал ужа в кровать или сморкался в мою подушку. Однажды он налил краску в мой шампунь и неделю у меня были зелёные волосы. В школе все просто ухахатывались надо мной — жуткие глаза, жуткие волосы… так много оскорблений я никогда не слышала.
— И твой отец закрывал на всё это глаза?
— Отец никогда не видел в Энди ничего плохого. По его словам, это была всего лишь детская ревность. И ему самому нравилось высмеивать меня. Называть жирной свиньёй или… маленьким слоном, или ещё какими-нибудь обидными прозвищами. Ему было плевать на меня, Нат. Когда мне было тринадцать, я, наконец, поняла, как мало значу для него. Я заболела. На самом деле заболела. Часами я упрашивала отца вызвать скорую помощь, а, когда он все же вызвал, было уже слишком поздно — мой аппендикс лопнул. Я была на волосок от смерти. У меня остался огромный шрам после операции. Но хуже всего было, когда я очнулась в палате совсем одна. Я была так больна и так потеряна, а рядом никого не было, — она грустно покачала головой. — Понимаешь, мне так хотелось, чтобы кто-то обнял и утешил? Чтобы кто-то сказал, что всё будет хорошо, но никто не пришёл.
Кортни ненадолго замолчала.
Я изо всех сил старался сохранять спокойствие. Мне хотел ударить что-нибудь, орать матом, но я сдерживал свои чувства, чтобы Кортни могла разделить свои со мной. Чувствуя необходимость прикоснуться к ней, я обхватил ладонями ее руку.
Наконец Кортни снова заговорила:
— Я узнала, что докторам он сказал, что нашёл меня в таком состоянии, когда вернулся домой, хоть на самом деле он был дома целый день. Он просто не хотел лишнего беспокойства. А мне было слишком стыдно рассказать, что всё было совсем иначе.
— Почему тебе было стыдно?
— Потому что тогда все бы узнали, насколько нелюбима я в собственной семье. Что для своего отца я была пустым местом. Он даже не навещал меня, пока я лежала в больнице, кроме одного раза, когда привёз несколько вещей и второго, когда забирал, чтобы отвезти домой. Я всё это время лгала. Я говорила людям, что он приходил, но они просто не видели его или что он работал в две смены. Я не хотела, чтобы кто-то знал, насколько я одинока.
— Кортни, — прошептал я.
Мне было так грустно за маленькую девочку, которая была так ужасно одинока и нуждалась в любви и заботе.