Через время, через океан

Идти ей оказалось некуда, хоть в Москве и десять миллионов народа, и тысячи три из них ей лично знакомы, если считать со всеми читателями зала всемирной истории... Только не принято в столице сваливаться как снег на голову. В мегаполисе давно не ходят в гости без приглашения. Да и вообще в гости почти не ходят – встретиться, поболтать предпочитают в кафе. И день рождения куда проще там отметить. Подороже, конечно, получится, чем дома, – зато ни беготни по магазинам, ни готовки, ни мытья посуды...

К тому же сейчас разгар рабочего дня. Подружки или в офисах, или детей выгуливают. Близких родственников у нее нет, из мужчин, кому поплакаться можно, – один Полуянов, да и тот сбежал в Питер... На работу в законный выходной идти просто глупо, к тому же Влад, если возьмется ее искать, первым делом в библиотеку направится.

Вот и получилось, что скрывалась Надя просто на московских улицах. Поехала на свои любимые Патриаршие, бродила по тихим переулкам, наплевав на бюджет и диету, захаживала в кафе. А ближе к вечеру добралась до Тверской. Не самое в столице любимое место – слишком шумно, много понтов и приезжих, – но все переулки в нее упираются...

Надя неспешно – будто сама не местная! – брела по Тверской. Разглядывала витрины. Словно провинциалка, ужасалась несуразным ценам. Джинсы за десять тысяч, подумать только! У них на выселках, в Медведкове, точно такие же (ну, или почти такие) можно купить за две... Зачем-то заглянула в булочную – ту самую, где Влад якобы познакомился с Крестовской. Выпила кофе и здесь, закусила венской ватрушкой – после сегодняшнего дня она пару килограммов точно прибавит...

Значит, именно тут свет наш Влад за хлебушком в кассу стоял? В очереди вслед за Крестовской, когда та свою булку уронила?.. Ну-ну. Булочная-то по старинке работает. Не по принципу свободного доступа, как в супермаркете, а через продавщицу. А Влад рассказывал, что они вместе именно в кассу стояли. И даже если допустить, что он оговорился... И балерина уронила свой батон уже после того, как ей его подали, Влад ведь совершенно определенно утверждал: «Я ей другой принес и сказал, что сам оплачу»... Каким, интересно, образом? Кто бы ему дал – принести хлеб из-за закрытого прилавка?..

Опять вранье, кругом вранье... И главное: совершенно непонятно, что делать дальше. Она ведь не может бродить по Москве до утра. И на работу завтра ей надо. А скрываться более серьезно, уезжать из столицы – не бред ли? И зал оставить не на кого, начальница как раз с завтрашнего дня в отпуск уходит. Может, только... Может, уехать с ночным поездом в Питер? И броситься Полуянову в ноги – пусть он придумывает, как ей выпутываться. Только обрадуется ли Дима?.. Вдруг посмотрит на нее этим своим, как он умеет, высокомерным взглядом и спросит: а чего это вы, девушка, приперлись? Моим съемкам мешать?!

В общем, совсем запуталась.

А когда брела в растрепанных чувствах мимо дома Крестовской, в голову вдруг пришла одна мысль. Может, не самая умная. Но это было хоть что-то – по контрасту с бесцельными прогулками по Москве и бесконечным самоедством.

Магда в своем запросе в прокуратуру, помнится, на соседку балерины ссылалась?

Надя напрягла память... Ну, да. Некая Елена Беликова из квартиры напротив. И та весьма резко Егора Егоровича припечатала: обращался с Крестовской грубо, кричал, что, не будь его, балерина по миру бы пошла...

А вдруг эта Беликова еще что-нибудь, проливающее свет на это дело расскажет? Что помогло бы ей, Наде, разобраться, кто враг, а кто, наоборот, друг... К тому же все равно больше заняться нечем. Вот и попробуем убить время. Как выйдет, так и выйдет. В конце концов, ее запросто могут в элитный подъезд не пустить, там консьерж, помнится, сидел строгий.

...И допрос ей действительно учинили по первое число.

– К Беликовой? А вам назначено? – нахмурился страж.

– Да, – уверенно улыбнулась Митрофанова.

– На какое время? – не отставал вахтер.

– На восемь, мы давно договаривались, – продолжила импровизировать Надежда.

«А вдруг сейчас позвонит ей? Проверит?»

Однако уточнять у жилицы хранитель подъезда не стал, смилостивился:

– Проходите.

И уже через минуту зеркальный лифт вознес девушку на пятый этаж.

Она опасливо покосилась на дверь балерины – интересно, дома ли Егор Егорович? Или, в свете последних событий, уже арестован?.. И позвонила в дверь напротив.

А когда та распахнулась, Надя едва не завизжала от ужаса.

Потому что открыла ей бабка, каких только в страшных снах можно увидеть. Очень старая, вся в черном, правый глаз затянут бельмом. А левый – желтый и цепкий, прожигает до глубины души... Да и обстановочка, уже в коридоре видно, пугающая: темная драпировка стен, мерцание свечей в позеленелых медных подсвечниках, пучки трав, свисающие с потолка...

Старуха же неожиданно молодым голосом хмуро спросила:

– Почему без записи?..

– Я... Я не смогла дозвониться... – растерянно пролепетала Надя – она решительно не понимала, о какой записи идет речь.

Карга же милостиво кивнула: