– Будь осторожна, не связывайся с Ашотом. – Расстегнув джинсовую рубашку, Брюковкин снял с шеи золотую цепочку с кулоном. – Это на счастье. Езжай с Володей и не отвечай на звонки Ашота. Лучше совсем отключи телефон. – Тон режиссера стал жестким. – Дай телефон.
Лев Львович протянул руку, и Оленька вложила в нее свой смартфон. Брюковкин нажал нужные кнопки.
Надев кулон, Оленька впервые посмотрела на режиссера как на возможного отца и спросила:
– Кулон – это оберег?
– Нет. – Лев оглянулся на двери ресторана. – Просто кусок золота на всякий случай. На всякий крайний случай. Все, я пошел, серьезный разговор с Ашотом, и еще нужно отбиться от Сверского или дать ему эпизодическую роль.
Странный разговор получился с отцом, но Оля сразу забыла о нем, как только увидела Волка, сидящего на нетерпеливо рычащем «Харлее».
– Давай быстрее! Здесь нельзя стоять!
С разбегу запрыгнув на горячее сиденье байка, Красная Шапочка надела шлем, и парочка отъехала от гламурного здания в сторону старой Москвы.
Они промчались по Тверской, среди нервно гудящих автомобилей, желающих ехать, как и они, с ветерком по Москве. Затем, сделав крюк по Садовому кольцу, благоухающему цветами на непрекращающихся клумбах, стоящих в ажурных чугунных низках оградках, под сияющим голубизной небом, вернулись к Каменному мосту. Проскочили в Зарядье и выехали на Пятницкую.
– Хочешь мороженого? – спросил Волк, останавливаясь у станции метро «Новокузнецкая».
– Не люблю мороженое, – улыбнулась Красная Шапочка, сняв шлем. Золотистые волосы спутались, но ей даже шло. – Я хочу бодрящего кофе! Только давай не поедем, а пойдем?
– Пойдем.
Красная Шапочка шла по тротуару, а Волк по дороге, ведя за собой «железного коня».
– Ой, смотри, «Кофе Хауз». – Переложив байковский шлем справой руки на левую, Красная Шапочка показала на один из трехэтажных особнячков Пятницкой улицы.
– Вижу.
Волк прибавил шагу, стараясь не задеть медленно ехавшие автомобили, из которых смотрели с завистью на него, такого брутального, в кожаной жилетке, в полотняных бриджах, в перчатках с обрезанными пальцами, с байком «Харли Дэвидсон» и со стройной девушкой в коротких шортиках, в красных туфлях и шляпке, такого свободного в будний день…
– Погоди, – вдруг остановился Волк.
– Зачем останавливаться? – не сразу поняла Красная Шапочка. – Кофе!
– Подворотня! – обрадовался Волк.
– В центре Москвы все подворотни закрыты, – проявил эрудицию Разумей Занудович.
– Ах, как романтично мы путешествуем по старой Москве! – восхитилась Внутренняя Богиня, молитвенно сложив прозрачные руки, и снова затрепетала стрекозиными крылышками.
– Если вы сейчас собьете нам настроение, я вас всех покусаю, – твердо пообещала Девочка-девочка. – Насмерть!
Глава двенадцатая
– Смотри, – Волк кивнул в сторону высоких строительных ворот, не запертых, а только перетянутых цепью за петли замка. – Мы туда пролезем, только нужно руль повернуть у моего Хуана.
Они зашли в старый двор реставрируемого особняка девятнадцатого века, пахнущий новым цементом, побелкой и сосновыми строительными лесами. Свой байк Волк не оставил и так и шел, ведя его за собой.
– И что мы здесь забыли? – включилась в игру Красная Шапочка.
– Ни одного строителя, – прошептал Волк. – Здесь пусто.
Волк и Красная Шапочка стояли в пустоте старого дворика между двухэтажным особняком, флигелем и котлованом будущего здания.
Шум Пятницкой улицы остался там, за воротами, а здесь присутствовала магия другого, нездешнего времени. Притягивала к себе старая липа, которую пощадили строители. Корявая, с толстым стволом, с изогнутыми ветками, с облетевшими мелкими лепестками цветочков, еще сохранившими слабый аромат.
– Второй этаж, – решил Волк.
Пристроив байк на первом этаже, возле дыры в полу и обрушенной старой лестницы, Волк поднимался за Красной Шапочкой и с трепетом наблюдал за ее ножками на высоком каблуке, в обтягивающих шортах. Дальше взгляд притягивал овальный вырез на загорелой спине и плечи, покачивающиеся в ритме движения рук.
И вот поворот головы, корпуса, и видна грудь, трепещущая под обтягивающим трикотажем. И профиль любимой девушки с курносым носиком, с белесыми бровями, с голубыми глазами…
– Все! Больше не могу!
В три прыжка преодолев пролет лестницы, Волк подхватил Красную Шапочку и усадил на старинный мраморный подоконник, весь в известковой пыли.
К чертям собачьим, или волчьим, все условности! Руки Волка прошлись по бедрам сидящей Оленьки, запрокинувшей голову и схватившей обеими руками голову Владимира. А он, стараясь не сломать молнию, стащил с нее шортики.
Мгновение… И они снова слились телами в том экстазе, когда не нужно четких слов, только шепот: «Хочу… люблю… ты лучший… ты любимая… ты мое счастье…»
А после они пили кофе на Пятницкой улице за столиком, вынесенным на летний тротуар, заговорщицки переглядывались и смеялись своим воспоминаниям.
…И опять катались по Москве до самого вечера, ощущая теплый ветер и свою молодость.
Звонки, звонки, звонки…
Там, за дверью комнаты, квартира звенела от звонков сотовых и домашнего телефонов.
– Оля!