Все три женщины так и не сели за кухонный стол переговоров и стояли друг напротив друга, как готовые к смертельному бою армии: бабуля у подоконника, матушка рядом с микроволновкой, а Красная Шапочка в проеме двери.
– Между прочим, тут есть курица постарше, – напомнила о себе Мария Ивановна. – И она вполне согласна с яйцом в спорном вопросе.
– А тебе, мама, только бы меня шпынять! – Алина Борисовна и не думала сдаваться, о, нет! Не на ту напоролись! Она вполне могла сражаться хоть на два, хоть на три фронта. – Знаете что, дорогие мои, хотите вы или нет, но решаю здесь я! А потому…
– Это твое последнее слово? – прищурилась бабушка.
– Волк – хищник! Он источник опасности, воплощенная агрессия!
«Воплощенная агрессия» тем временем вышел из ванной при полном параде, прошел в коридор и там обулся в ботинки.
– Я позже позвоню! – крикнул он, и дверь захлопнулась.
– Добилась своего? – В глазах и голосе Красной Шапочки появились слезы. – А почему ты мне не сказала, что Лев Львович мой отец? Если бы бабуля не приехала на съемки, я так бы ничего и не узнала!
– Что? – Протянув руку, матушка отодвинула стул и села.
Последовало продолжительное молчание, во время которого казалось, что матушка всеми силами организма пытается, причем довольно удачно, подражать хамелеону – ее лицо, несмотря на остатки вчерашнего макияжа, внезапно стало все больше приближаться по цвету к кремовому оттенку кухонного кафеля над мойкой и плитой.
– Тебе плохо? – испугались обе родственницы.
– Очень. – Обмахиваясь ладонью, матушка замерла. – А когда вы узнали?
– Позавчера, – ответили дуэтом бабушка и внучка.
– И не проговорились? Вот это выдержка, я бы не смогла терпеть так долго. Налейте водички.
И целых пятнадцать минут матушка рассказывала, как пыталась поступить в театральное училище, а потом во ВГИК. Затем устроилась на подготовительные курсы и соблазнила преподавателя, Льва Львовича. И оказалась не очень-то ему и нужна.
Наконец матушка, понуро склонив голову, завершила:
– Сначала я злилась, а потом мне стало стыдно. И врач запретил делать аборт… Ну, как-то так.
Так и стояли бабушка с внучкой, а матушка сидела перед ними и пила воду из носика чайника.
Ситуацию разрядил телефонный звонок:
– Алло. – В трубке Красная Шапочка услышала голос режиссера.
– Оля, срочно приезжай, нам выдали студию звукозаписи. Машина за тобой уже выехала.
Красная Шапочка впервые была на озвучании. По телевизору часто показывают, как работают певцы в студии звукозаписи. Они кривляются перед большим микрофоном, а за стеклянной перегородкой у широкого пульта с сотней микшеров сидит эдакий пожилой парень или молодой мужчина хипстерской наружности и, не переставая ругаться, плавно водит пальцами по микшерам, добиваясь идеального звука.
В студии, где оказались Волк и Красная Шапочка, все было по-другому. Помещение было просторным, в нем смело мог поместиться небольшой джаз-бэнд или человек семь, решивших, что им одновременно нужно пошуметь для создания «живого» фона в киноленте, хотя такой способ давным-давно заменен наложением нескольких звуковых треков.
Где сидели звукооператор и режиссер, Красная Шапочка так и не поняла, поскольку опоздала на двадцать минут, но не по своей вине, а по вине перенаселенности Москвы и, соответственно, пробок на дорогах.
Разгневанный Семен, тряся длинными дрэдами, поставил Ольгу перед микрофоном, разрешил Волку только чмокнуть ее в щечку, надел обоим на головы наушники, пролаял: «Минутная готовность» – и растворился где-то на втором уровне студии.
Все стены и потолок помещения были обиты для звукоизоляции темным материалом, похожим на коленкор, а пол пружинил не то резиной, не то пластиком.
Пока Красная Шапочка оглядывалась в непривычной обстановке, Волк мигал ей своими светло-карими глазищами и делал лапами какие-то жесты.
– Пленочка! – раздался в наушниках голос Семы.
На мониторах пошла картинка отснятого материала, и… Красная Шапочка опешила.
У нее, в отличие от профессиональных актеров, еще не было привычки просматривать отснятый материал, поэтому увиденное повергло ее в шок, и она пропустила первые кадры со своим участием, где бежала по лесу от экранного Волка и разговаривала сама с собой.
– Это я?
– …от фигня, – прозвучал в ее наушниках голос Семена. – Сосредоточься, Красная твоя Шапочка, у нас деньги за аренду звукостудии упло́чены!
Два часа Красная Шапочка бегала, прыгала, наклонялась, поворачивалась и приседала около микрофона, повторяя свои экранные действия. Возмущаться тем, как она выглядит, и какие ошибки сделала при съемке, ей запретили все – Семен, Лев Львович, Волк и даже сидящий в студии невидимый Ашот Израилевич. Поэтому пришлось работать.
Казалось, с нее сошло сто потов. Футболка и даже шортики, еле прикрывающие попку, стали влажными. С Волка пот лил на грудь, но он, зооморф подготовленный, вытирал его висящим на шее полотенцем.
После озвучки Красная Шапочка сидела в коридоре перед студией и просто дышала. В самой студии вентиляции в целях соблюдения идеальной тишины не было.