Через соловьиный этаж

Я смотрел на свои длинные хваткие пальцы, словно они мне не принадлежали.

Мои руки вытворяли и другие неожиданные для меня вещи. Когда я занимался с Ихиро письмом, правая кисть могла мгновенно набросать несколько мазков, сливавшихся в птицу восточных гор, которая вот-вот вспорхнет с бумаги, или лицо давно забытого человека. Ихиро давал мне за это подзатыльники, но эскизы ему нравились, и он показывал их господину Шигеру.

Тот приходил в восторг, впрочем, как и Кенжи.

– Это черта Кикуты, – хвастал Кенжи с такой гордостью, словно он – ее прародитель. – Очень полезное свойство. Можно успешно маскироваться под художника: сидишь себе в разных местах, делаешь наброски, никто и не подумает, что ты подслушиваешь.

Шигеру тоже отличился практичностью.

– Нарисуй однорукого человека, – попросил он.

Волчье лицо выпрыгнуло из-под кисти. Господин Шигеру всмотрелся в портрет.

– Я узнаю его, если встречу еще раз, – пробормотал он.

Для меня пригласили учителя рисования. Зимними днями развивалось мое новое «я». Когда растаял снег, Томасу, полудикарь, бродивший по горам и понимавший только их обитателей, ушел навсегда. Я стал Такео: тихим, внешне мягким художником, что служило хорошим прикрытием для ушей и глаз, ничего не пропускавших мимо, и сердца, бравшего уроки мщения.

Я не знаю, был ли то истинный Такео или просто марионетка, слепленная, чтобы служить целям Племени и Отори.

Бамбуковая трава пожелтела на кончиках, а клены надели парчовый наряд. Юнко принесла для Каэдэ старую одежду госпожи Ногучи, аккуратно распорола ее и подшила потрепанные края. Холодало, и Каэдэ была благодарна судьбе, что она больше не в замке и ей не приходится бегать во двор и по заледенелым ступеням, припорошенным снегом. Работа стала неспешней: она проводила дни с женами Ногучи, которые занимались шитьем и украшением дома, слушали рассказы и сочиняли стихи, изучали грамоту. Но до счастья Каэдэ было далеко.

Госпожа Ногучи находила в девушке тысячу недостатков: кривилась, что та левша, обсуждала ее внешность, чтобы Каэдэ не затмила дочерей, считала возмутительными ее высокий рост и худобу. Она заявила, что потрясена необразованностью Каэдэ во всех областях, не задумываясь даже, что сама в том виновата.

Когда Юнко оставалась с девушкой наедине, она восхваляла ее бледную кожу, изящные руки и густые волосы. Каэдэ, разглядывая себя в зеркало при первой возможности, понимала, что она действительно красива. Мужчины смотрели на нее с вожделением, даже в доме господина она боялась их. Мысль о браке нагоняла на нее ужас. Любой гость в доме вызывал подозрение: вдруг это ее будущий муж? И если девушке приходилось подавать ему чай или вино, ее сердце начинало учащенно биться, а руки тряслись. В итоге госпожа Ногучи решила, что Каэдэ слишком неуклюжая, и ее нельзя выпускать на люди.

От скуки Каэдэ постоянно ссорилась с дочерьми госпожи Ногучи, ругала по пустякам служанок, даже Юнко стала раздражать ее.

– Эту девушку надо выдать замуж, – заявила госпожа Ногучи.

К ужасу Каэдэ свадьба с одним из вассалов Ногучи была назначена на ближайшее время. Женихом оказался человек, которого она встретила на первом своем приеме у Ногучи. Он был в три раза старше Каэдэ, ранее дважды женат и физически противен ей. Кроме того, Каэдэ знала себе цену. Подобное замужество было оскорблением для нее и семьи Ширакава. Девушку хотели выбросить за порог. Она плакала ночи напролет и ничего не ела.

За неделю до свадьбы прибыли гонцы и среди ночи подняли на ноги весь дом. Госпожа Ногучи в ярости вызвала к себе Каэдэ:

– Удача отвернулась от вас, госпожа Ширакава. Думаю, вы прокляты. Ваш суженый мертв.

Старик праздновал конец своего вдовства, распивая вино с друзьями. Внезапно его поразил сердечный приступ, и жених уже не оправился.

Поползи слухи, что это произошло по вине Каэдэ и что любой возжелавший ее играет со смертью.

Каэдэ надеялась, что случившееся отпугнет других женихов, но через несколько месяцев, когда на деревьях появились первые ярко-зеленые листья, Юнко прошептала ей:

– Одному достойному человеку из клана Отори предложили стать супругом моей госпожи.

В тот момент они вышивали, и Каэдэ сбилась с ритма и так сильно укололась иголкой, что пошла кровь. Юнко быстро убрала шелк, пока девушка его не запачкала.

– Кто он? – спросила Каэдэ.

– Я точно не знаю, но сам господин Йода поддерживает укрепление союза между кланом Тоган и Отори.

– Сколько ему лет? – с трудом проговорила девушка.

– Пока неизвестно, госпожа. В супруге возраст не главное.

Каэдэ вернулась к вышивке: белым журавлям и голубым черепахам на темно-розовом фоне.

– Хоть бы платье шилось вечно.

– Вам нужно радоваться, госпожа. Вы отправитесь в их дом. Отори живут в Хаги, у моря. Для вас это самая подходящая партия.

– Я боюсь замужества, – призналась Каэдэ.

– Все боятся неизвестного, а потом получают наслаждение, – усмехнулась Юнко.

Каэдэ вспомнила руки стражника, его силу, его вожделение, и закипела от отвращения.