Через семь гробов

Роман извлек из шкафчика литровую бутылку клюквенной настойки, которую возил уже месяца два, с тех пор как последний раз был дома. По большому счету, такое дело надо было бы отметить хорошим товарищеским обедом, но, увы… На «северах», как и почти на всех небольших кораблях, ни камбуза с соответствующим оборудованием, ни кают-компании предусмотрено не было. И пилотам, и пассажирам приходилось довольствоваться разогреваемыми в волновых печах готовыми пайками, да высококалорийными питательными батончиками, запивая все это минералкой или растворимым кофе. Правда, себе, любимому, Корнев поставил электрочайник, кофемашину и даже маленький холодильничек, но должны же у господина капитана-пилота иметься хоть какие-то привилегии? Так что обед на корабле исключался по причине неуместности — кормить дорогих гостей стандартными пайками просто неприлично. А идти куда-то всей компанией и привлекать чужое внимание — ну тут не надо быть великим конспиратором, чтобы понимать всю недопустимость этого предприятия. Опять же, Великий пост. Если кто-то соблюдает, может неудобно получиться. А выпить по чуть-чуть можно, грех, конечно, но не такой уж и великий…

Сам Корнев пост не то чтобы так уж строго соблюдал, не при его образе жизни и работы это, но честно старался. Когда служил в летном флоте, там было проще — что дали, то и ешь. Чем тебя кормит любимое командование — не твоя забота. Здесь пост можно соблюдать только на корабле — набрал соответствующих пайков и вперед. А с питательными батончиками еще проще. Они, конечно, всякие белки да жиры содержат, но что-то Корнев сильно сомневался, что эти белки и жиры имели мясное происхождение. А если и имели, все равно назвать это мясной пищей язык никоим образом не поворачивался. На планетах дело другое. Возможность поесть постную пищу имелась далеко не везде, так что приходилось, как говорится в избитом каламбуре, есть, что есть. Ну а что касается девок… Нет, конечно, здоровый мужской организм своего требует, но дело, как чувствовал Корнев, шло к тому, что девки, которыми он пользовался на Фронтире, скоро заставят его соблюдать не только Великий пост, но и все остальные постные дни русского календаря. Хватало, правда, на Фронтире и девчонок, промышлявших проституцией не профессионально, а так, на любительском уровне. Эти были заметно поинтереснее профессионалок. Сам Корнев их не пробовал, но знакомые делились впечатлениями и даже подсказывали Корневу, где в местных сетях можно таких любительниц найти. Однако для подобного поиска требовалось и самому зарегистрироваться на соответствующих страницах, а вот это для Корнева было невозможно. Нет, техническая возможность, конечно же, имелась, как же без этого. Но выставлять себя на всеобщее обозрение, можно сказать, на витрину, ради такого повода было как-то не оскорбительно даже, а просто невозможно. В понятие Корнева о нормальном человеке такое не укладывалось…

Жандармы и инженеры с удовольствием отдали должное вкусу и аромату настойки. Закусить было нечем, но никто по этому поводу не переживал. Ну что такое двести грамм для здорового мужчины? И зачем их еще и закусывать, если и так вкусно? Потом сказали друг другу несколько теплых слов на прощание, и Корнев остался на корабле один.

Пассажиры должны были прибыть только завтра, так что приведение в должный вид предназначенной для них каюты Роман отложил на потом. Сейчас надо было обдумать последние события и решить, что и как делать дальше.

С проникновением чужих на корабль все понятно, спасибо Клевцову. Спасибо ему же, что этот вопрос теперь решен. А вот зачем все это было затеяно?

Ежу понятно, что жандармы что-то накопали. Тому же колючему зверьку ясно, что делиться своими сведениями и соображениями с Корневым они не спешили. Что ж, у них служба такая. Но, как известно, уши даны человеку, чтобы слышать, глаза — чтобы видеть, а мозги — чтобы услышанное и увиденное анализировать. Все три названных органа у Корнева присутствовали, услышать и увидеть ему кое-что удалось, оставалось только загрузить мозги.

Роман поудобнее устроился на кровати и стал вспоминать мелкие подробности, так или иначе замеченные им во время работы жандармов и инженеров.

Самое интересное было, когда прапорщик Татаринов позвал штабс-ротмистра Сергеева и они шептались за дверью каюты. Все, что там говорилось, Корневу услышать не удалось, но… Но один интересный обрывочек он расслышал хорошо. Как там сказал прапорщик? «Был использован биосканер». Биосканер у Татаринова был. Но ведь вряд ли прапорщик сказал бы так о своей работе? В отчете он так написать мог — «был использован биосканер», а вот устно сказал бы как-нибудь по-другому. Ну, например: «Биосканер показал, что…» или что-то в этом роде. Значит, что? Значит, он говорил не о своем биосканере. Он говорил о том, что обнаружил следы использования чужого биосканера! А вот это уже интересно…