Дальше кока-кола развертывается в полную силу. Репродукторы городского радиовещания, огромные рисунки на слепых стенах домов, плакаты и жестяные щиты размером в несколько метров с изображением зеленого листа, на котором среди капель росы сверкает бутылка кока-колы; красные холодильники и грузовики с такой же рекламной эмблемой и вытянутыми в длину «С» — начальными буквами двух слов, которые должна запомнить вся Латинская Америка и весь мир; удивительно наглый пропагандистский аппарат, рекламирующий американскую воду, от зари до зари обрушивает на вас в любом уголке города свой непоколебимый диктат: «Пей кока-колу! Пей кока-колу!»
Но самое страшное ожидает вас в историческом центре города. Здесь до сих пор стоят два достопримечательных дома, построенных вскоре после основания города. Все туристские путеводители обращают внимание на прекрасную филигрань деревянных балконов, на редкие остатки мавританского зодчества в колониальной архитектуре Ла-Паса.
Дождавшись, наконец, солнечного дня, вы отправляетесь с фотоаппаратом на охоту; за снимками. Вы находите памятные здания, но… их балконы закрыты двухметровыми эмалированными щитами с рекламой, беспрекословно повелевающей: «Пей кока-колу!»
На всех улицах города с движением в одном направлении дорогу вам показывают неприметные стрелочки, придавленные на щитах восемью размашистыми буквами: COCA COLA.
Такая реклама в городе изобилия показалась бы достижением торговцев, но она становится бестактностью там, где четыре пятых населения живет почти на одной кукурузе, так как ни на что другое ему не хватает. Она выглядит тем безнравственнее, что навязывает боливийцам лимонад, ввозимый за дорогую валюту или с разрешения хозяев изготовленный здесь на те самые доллары, за которые страна бьется не на жизнь, а на смерть. У нее нет долларов, чтобы оплатить долги, нет их и на оборудование фабрик, которые стали бы выпускать для страны продукцию. Но столь дорогими долларами ей приходится платить и за ту безвкусную рекламу, которая занимается вымогательством с навязчивостью торговцев-разносчиков.
Кока-колы в Ла-Пасе достаточно. Но зато 200 тысячам своих жителей он не может предложить ни одного стационарного театра. Время от времени в город заезжает передвижная труппа.
Программа?
Стволы деревьев в городе оклеены афишами, неумело написанными от руки на кусках оберточной бумаги:
«Самая последняя программа: «Вильгельм Телль», захватывающая сенсационная драма. Цены доступны!»
А городской театр, в котором гастроли оперы состоялись в последний раз более двадцати лет назад, когда Ла-Пас отмечал сотую годовщину независимости Боливии, совершенно открыто демонстрирует собой заботу о культурной жизни жителей Ла-Паса. Облупившимися, покрытыми плесенью стенами зрительного зала и тесной сценой он напоминает скорее захудалый окраинный кинематограф, нежели очаг театрального искусства в столице республики. Факт, непостижимый для нас, но естественный в Боливии. Представители нескольких богатых семейств позволяют себе наслаждаться культурой в Европе или в Соединенных Штатах Америки. А для 85 процентов неграмотных боливийцев вопрос, как накормить завтра голодных детей, куда более важен, чем тот, каким образом отремонтировать ветхое здание городского театра в Ла-Пасе.
ЗА КОКОЙ В ЮНГАС
Миллион квадратных километров — это площадь восьми Чехословакии.
Миллион квадратных километров высочайших гор и низменностей, снеговых вершин и банановых плантаций, горных пастбищ и ступенчатых полей коки на солнечных склонах Юнгаса — это и есть мозаика, скрепленная названием «Боливия».
На всем этом участке земного шара в 1945 году ползало всего-навсего пять с половиной тысяч машин, от мотоциклов до грохочущих кочабамбских автобусов. Сверх того было еще целых семь тракторов. Правда, после войны Боливия приобрела 4 тысячи новых импортных машин, но к тому времени значительная часть престарелых ветеранов уже отслужила свое.
Поэтому каждому ясно, что на боливийских дорогах почти не видно машин. Легковые автомобили придерживаются главным образом пяти крупных городов. Если же они появляются где-нибудь вдалеке от них, то можно с уверенностью сказать, что в машинах сидят не индейцы.
Зато уж если в путь отправляется грузовик, без индейцев дело не обходится: они гроздьями облепляют машину, пристраиваясь среди груды ящиков и мешков. Видимо, потребность пассажиров ездить на грузовиках и породила простейшее техническое усовершенствование: автомобили, у которых шоферская кабина поглотила треть всей длины за счет кузова. Позади места для водителя стоят еще две скамьи для пассажиров-индейцев — перекупщиков, рыночных торговцев и ремесленников, которые, наверное, половину своей жизни протряслись на дорогах. Им нужна лишь горсть кукурузы, мешочек коки, шерстяное пончо на ночь и что-нибудь для продажи,