Через бури

— Триста сорок три — семь баллов, пятьсот двенадцать — восемь баллов, семьсот двадцать девять — девять баллов, высшая оценка.

— Десять кубов. Их надо запомнить? — спросила Зоя.

— Это можно, — заверила Нина.

— Полученный балл — это первая цифра результата, количество десятков, — объяснял Шурик.

— Смотрите-ка, хитер факир, — не удержался Миша.

— А вторая цифра из каких соображений? — спросил Балычев.

— Она связана с последней цифрой называемого вами числа. Ноль, один, четыре, пять, шесть, девять — без изменении переходят прыгуну, а оставшиеся четыре цифры, в виде дополнения до десяти: два — восемь, три — семь, семь — три, восемь — два. Вот я и успеваю назвать Прыгуна, пока вы зачитываете его достижения.

— Дело не в Прыгуне, а в том, что это уже не арифметика и не алгебра, а теория чисел, известная со времен Диофанта, более двух тысяч лет. Но тебя же этому не учили!

— Зато ударили по голове, — вмешалась Нина.

— Дважды, — добавила Магдалина Каземировна. — Первый удар — зрение вернул, а второй… От Бога это…

— Я читала, будто человек упал с лошади и заговорил на древнегреческом языке. Это правда? — спросила Нина.

— Это публиковал строгий научный журнал.

— А на каком языке говорил Диофант? — неожиданно задал вопрос Шурик.

— На древнегреческом, — почему-то смущенно ответил Владимир Васильевич.

— Тогда все ясно, — облегченно вздохнул Шурик и закрыл глаза.

— А ну, вспомни. У них силач такой был, Геркулес, — вмешался Миша.

— Геракл, Геркулес у римлян, — поправила Зойка. — Это в сказке. И еще там хитрюга Одиссей!

— Про Одиссея, кажется, слышал… Точеная… — прошептал Шурик и замолчал.

— Прекратите мучить больного, — вступилась за сына мама. — Он только что сотворил чудо и заснул.

Но заснуть Шурику не удалось. С шумом ворвалась Леля с ворохом газет:

— Пока вы тут играете в чудо, оно произошло! Добровольческая армия Колчака вышла к Волге!

— Ура! — закричал Мишка. — Домой! Домой!

— Домой! — поддержали остальные дети, кроме строгой Лели.

— Устами младенцев глаголет истина, — заметил Владимир Васильевич.

— А что, Магда, коли наши на Волге, сегодня-завтра, Бог даст, под звон колоколов и в Белокаменную войдут. Так чего нам в теплушке маяться да отхожим местам дань отдавать? — решительно заговорила тетя Клаша.

— Господь Бог услышал о наших страданиях, — отозвалась Званцева.

— Тогда, Владимир Васильевич, возьмите мне билет в спальный вагон до Харбина, — не терпящим возражений тоном заявила Леля.

— Как знаешь, — пожала плечами ее мать. — Ты хоть взрослая, но как чужая.

Из окна спального вагона Шурик Званцев неотрывно любовался неправдоподобной гладью уходящих за горизонт вод Байкала и прислушивался к стуку колес. Он все хотел поймать участок пути, который выравнивали при нем. Но колеса стучали ровно. Иногда все исчезало и проваливалось в темноту туннеля, а появляясь, ослепляло, пробуждало в Шурике новое, неоправданное чувство, будто случившееся ставит его над всеми и он, Шурик Званцев, может все! Он коснулся неведомо далекого прошлого и теперь возвращается в свое настоящее.

Часть вторая. ШАГИ В ЖИЗНЬ

С подножья гор — к их вершинам пути

Выбери тот, чтоб до цели дойти.

Глава первая. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Какое счастье — снова дом,

Друзья, лошадка, ипподром

Купеческая семья Званцевых, мать и двое сыновей, отец служил в колчаковской армии, теперь, после успеха войск правителя России, возвращалась обратно в Петропавловск. Знакомый вокзал, родная привокзальная площадь. Где-то близко живут Татуры. Но что это? Сам улыбающийся Стасик с лицом родовитого молодого шляхтича, каким ему всегда очень хотелось быть! На нем желтые, по его собственным словам, «свадебные», отчаянно жмущие ноги ботинки. Но, главное, он держит под уздцы Точеную. Шурик бросился к ней, и она радостно заржала. Ведь это он, сидя в беговой качалке, привел ее на ипподроме первой, взяв приз!

Мальчик гладил шелковистую палевую шею лошади, она касалась его своей влажной и нежной мордой. Стасик тем временем переступал с ноги на ногу:

— А кто будет вещи в коляску укладывать? Мама с Витей, пока Шурик с приятелем в лошадки играет? — послышался голос Магдалины Казимировны.

Шурик со Стасиком вздрогнули, надо помогать Вите и Игнату, слезшему с козел.

— А Шалун-то хорош, первый рысак города, — тоном знатока произнес Стасик, рискнув погладить лишь лакированные оглобли, и прошептал Шурику: — А мы уезжаем до Польши насовсем.

— Как так? — изумился Шурик. — А я так торопился. И к тебе…

— Приходится познавать польский язык. Хочешь, будем вместе. Ведь твой дед-поляк Казимир Курдвановский — настоящий шляхтич.

— Гусарский полковник. В Сибирь сослан за польское восстание.

— Тысяча восемьсот шестьдесят третьего года, — тоном знатока уточнил Стасик.

— Он сражался за свободу Польши, — с гордостью добавил Шурик, как боевого коня, гладя по шее Точеную.

— То здраво! — похвалил Стасик.