— Я его не бросал. Я отвез его в деревню, где он проводит большую часть времени, и он сбежал.
— А где доказательства, что он ваш? Не было ни татуировки, ни медали с адресом хозяина…
— Я могу найти уйму свидетелей, которые подтвердят, что эта собака принадлежит мне. Он два года прожил у меня в Моншове, улица Пти-Мулен, дом тридцать восемь… Отличный сторожевой пес. Его немного поранили взломщики, он бился как лев, и дом не тронули. Потом стоило ему только появиться, и любой головорез убегал со всех ног!
Жозефина почувствовала, как слезы подступают к глазам.
— Вам все равно, что его так изуродовали!
— Это его профессия — сторожевая собака. Я за это его и выбрал.
— А здесь вы что делаете, раз живете в деревне?
— Мне кажется, вы не в меру агрессивны, мадам.
Жозефина смягчилась. От страха, что у нее отнимут Дю Геклена, она была готова укусить.
— Вы понимаете, — сказала она примирительно, — я очень его люблю, и нам так хорошо вместе. Я, например, никогда его не привязываю, и все равно он повсюду следует за мной. Со мной слушает джаз, переворачивается на спину, и я чешу ему брюхо, я говорю ему, что он самый красивый в мире, и он закрывает глаза от удовольствия, и если я перестаю ласкать его и шептать ему комплименты, он легонько касается моей руки, чтобы я продолжала. Вы не можете его забрать, это мой друг. У меня в жизни произошло несколько очень тяжелых событий, и он все время был со мной. Когда я плакала, он подвывал и лизал мою руку, так что понимаете, если вы его заберете, это будет ужасно для меня, я не смогу без него, не смогу…
И тогда меня накроет последней волной…
Дю Геклен заскулил, подтверждая правоту и искренность ее слов, и мужчина сдался.
— Что касается вашего нескромного вопроса, мадам, знайте, что я пишу. Слова песен, либретто современных опер. Я работаю вместе с композитором, у которого своя студия на Ля Мюэтт, и каждый раз перед тем как встретиться с ним, я хожу вокруг озера. Это ритуал. Мне нужен покой. Я достаточно известен…
Он выдержал паузу, чтобы Жозефина могла его вспомнить. Но поскольку она не проявила особого интереса, он продолжал — несколько уязвленным тоном:
— Я закутывался по уши, чтобы меня не узнали. А Тарзана никогда не брал с собой, боялся, что он будет меня отвлекать. Я потерял его в Париже, когда собирался отвести к одной знакомой, она согласилась посидеть с ним. Я уезжал тогда в Нью-Йорк на запись музыкальной комедии в одном из Бродвейских театров. Он удрал, и у меня не было времени его искать. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил его сегодня утром…
— Ему будет лучше со мной, раз вы все время путешествуете.
Дю Геклен тявкнул, подтверждая свое согласие. Загорелый мужчина посмотрел на него и объявил:
— Давайте знаете как сделаем? Я с ним поговорю, вы с ним поговорите, а потом мы разойдемся в разные стороны стороны и посмотрим, за кем он побежит.
Жозефина поразмыслила, посмотрела на Дю Геклена, вспомнила последние полгода, проведенные рядом с ним. Наверняка для него они значили не меньше, чем те два года, что он промучился с этой мумией. И потом, если он выберет меня, я сочту это добрым знаком. Знаком, что меня можно любить, можно привязаться ко мне, что я не полный ноль, что волна меня не поглотила.
Она сказала мумии, что согласна.
Человек присел на корточки возле Дю Геклена, говоря ему что-то вполголоса. Жозефина отошла и повернулась к нему спиной. Она звала отца. Папа, ты где? Ты следишь за мной? Тогда сделай так, чтобы Дю Геклен не стал опять Банановым Тарзаном. Сделай так, чтобы снова я сумела преодолеть волны, чтобы выплыла на берег…
Повернувшись, она увидела, как мужчина достал пачку апельсинового печенья, дал его понюхать Дю Геклену, который тут же пустил две прозрачные струйки слюны, а хозяин махнул Жозефине рукой: мол, ее черед вести переговоры с Дю Гекленом.
Жозефина обняла пса и сказала: «Я люблю тебя, жирдяй, люблю тебя до безумия, и моя любовь стоит дороже апельсинового печенья. Ты ему нужен, чтобы охранять его прекрасный дом, его прекрасный телик, его прекрасные полотна известных мастеров, его прекрасный газон, его прекрасный бассейн, а мне ты нужен, чтобы охранять меня, лично меня. Подумай хорошенько».
Дю Геклен по-прежнему исходил слюной и следил глазами за мужчиной, который болтал в руке пакетом, напоминая ему о вожделенном печенье.
— Вы нехорошо поступаете, — сказала Жозефина.
— У каждого свои методы.
— Ваши мне не нравятся!
— Не вздумайте снова оскорблять меня, иначе я уведу собаку силой!
Они повернулись спиной друг к другу, как дуэлянты, и двинулись в противоположные стороны. Дю Геклен долго сидел на месте, вынюхивая удаляющийся запах апельсинового печенья. Жозефина не оборачивалась.